В лето 6746 года от сотворения мира
Шрифт:
Когда их кавалькада отъехала, я махнул рукой ей на прощанье и направился по делам, которых было действительно невпроворот. А в голове не проходило. Надо же, «Векша». А ведь летописный герой, во время невской битвы действительно по сходням на шведский корабль заехал и показал им там кузькину мать. Вот ведь, «всегда гордиться буду». А ведь искренне сказал и подарок здесь не при чем. Лестно.
А через несколько дней действительно Владыка приехал. Но этот пробыл целый день и остался на ночь. Все осмотрел, своими руками пощупал, со своими поговорил, потом с простыми воинами побеседовал, а затем и до меня, грешного, очередь дошла. Со мной закрылся от всех до позднего вечера.
Начало беседы не предвещало мне ничего хорошего.
— Как
— Что за святотатство полагается я знаю. Только не было никакого святотатства. Позволь с тобой, Владыка, быть полностью откровенным.
— Слушаю.
— Во-первых, надо признать, что не сдержал бы я своими силами Батыя. Продержаться еще немного смог бы, но сдержать бы не сдержал. Ни стрел, ни людей бы не хватило. И у Батыя выхода не было. Потери огромны, а виновные за это наказания не понесли. Он хоть половину бы своих людей положил, но крепость бы нашу взял. Иначе авторитет его сильно упал бы, мог бы, думаю, и места хана лишиться. При отступлении одно его могло оправдать — вмешательство на глазах у всего его войска сил небесных. С ними никому из людей не справиться. Само войско отказалось бы двинутся дальше. А тут прочитал я еще в Константинополе записки одного араба Ращид ад-Дина, в которых он пишет: «Обычай и порядок у монголов таковы, что весной и летом никто не сидит в воде, не моет рук в реке, не черпает воду золотой и серебряной посудой и не расстилает в степи вымытой одежды, так как, по их мнению, именно это бывает причиной сильного грома и молнии, а они этого очень боятся и обращаются в бегство». Понимаешь, Владыка, больше всего они боятся грома и молнии.
То, что Рашид ад-Дин еще только родится лет через двадцать я, понятно, уточнять не стал.
— И что?
— Вот я им и устроил «гром и молнии». После такого ни один монгол не осмелился бы нарушить отданный им мною приказ. Даже если бы Батый им головы отрубать начал. Только хан и сам сильно струхнул. Хотя молодец, собака, сильно этого не показал.
— Ты что же, врага молодцом называешь?
— Мужество, Владыка, оно и у врага мужество.
— Что за одежду на себя напялил?
— Так из Константинополя привез. Все хотел тебе передать, да тут то одно, то другое.
— Не ври мне. Передать он хотел. Ты с самого начала планировал ее использовать против недалеких кочевников.
— Не такие уж они недалекие.
— Значитца, о самих планах уже не споришь?
— Не спорю Владыка, но планы эти возникли в самый последний момент. Выхода у меня не было. А одежды — вот, посмотри.
— Говорят, ты гласом небесным разговаривал и молнии метал?
— Слушай больше. Со страху, да от суеверий чего только не покажется. Ну поорал немного, да гада одного прибил.
Владыка рассматривал новые для него одежды долго. Потом свернул их и меня уже не спрашивая, демонстративно сложил их в свою сумку:
— Ладно, что «во-вторых»?
— А во-вторых, Владыка, как думаешь, если бы взял Батый нашу крепость, то куда бы пошел?
— Куда-куда, к Новгороду, куда еще.
— А выстоял бы Новгород против такой силы? Чего молчишь?
— Ну, … с Божьей помощью…
— Да ладно тебе, Владыка. Себя-то что обманывать? Тут кроме нас с тобой нет никого. Нет, не выстоял бы. Вон какие княжества пали. Сейчас монголы в сторону степи пошли, но придут в себя и через два года вернутся на русские земли, захватят Черниговское, Киевское и Галицко-Волынское княжества. А потом на Запад пойдут, захватят Аланию, Польшу, Моравию, Силезию, Венгрию, Болгарию, Боснию, Сербию, Далмацию…
— Откуда знаешь?
Вот ведь попался я. И как я так завелся? Пришлось выкручиваться:
— Так мы тут одного важного монгола захватили. Он все планы и рассказал.
— Ну,
— Так-то оно так, конечно, но свои планы на эту зиму они полностью выполнили. Только Новгорода не взяли. Потому что не дошли. А не дошли, потому что…
— Ну ладно, ладно тебе.
— Так что речь шла не о святотатстве, Владыка, а о военной хитрости.
— Ловко ты все перевернул. «Военная хитрость». Не знаю как в Новгороде оценят эти твои хитрости.
— А откуда в городе о них вообще узнают?
— То есть как?
— Воины мои назад в Новгород не пойдут. Нечего им там делать. Они свое дело здесь сделали. Из боеспособных и тех, что на свои родные земли вернуться не захотят (а где они эти земли) отправлю два отряда — один в Рязанское княжество, другой — в Суздаль. Там почти никого из защитников не осталось — пусть помогают. Им рассказывать о прежнем своем положении рабов, да то, как они изгоями оказались не с руки. Значит и о битве этой им тоже болтать резону не будет. Из раненых поедут в Новгород только тяжелые и инвалиды. Эти пока поднимутся, у новгородцев другие проблемы на уме будут. Тех бойцов, что смогут восстановить боеспособность — я со временем тоже из Новгорода уведу. Инвалидов, правда, попрошу тебя помочь мне по монастырям распределить, а там им сильно болтать не дадут.
— Подожди, «по монастырям». Там, сам же знаешь, «с улицы» монастыри в монахи не берут. Ну одного-другого я бы, ради наших отношений и твоих подвигов, пристроил бы за ради Христа, но у тебя инвалидов будет не меньше двух десятков.
— Больше, чем два десятка. Тех, кто сможет своим делом заняться я сам «обустрою», но и в этом случае человек тридцать-сорок надо будет по монастырям раскидать. Нечего героям этим на твоей паперти делать. А вклад каждый такой монастырь получит значительный, чтобы никто (никто!) не смог людей этих куском попрекнуть. Вон, весь угол занят предметами религиозными. Там и настольные кресты, и иконы в ризах, и светильники, и кадила, сплошь только серебро да золото, да каменья драгоценные, есть книги редкие, и прочее. На них не один монастырь от фундамента до маковок церквей построить можно. Будет на что монастырям и земли прикупить, и холопов, если нужно… Только одна икона… Михаила Архангела…она у меня останется. Нужна она мне.
Владыка хмыкнул и прошел к аккуратно сложенным сокровищам. Вскоре он забыл про меня, все перебирая вещи и покачивая головой. Когда он обернулся, все лицо его было мокрым:
— Знаю я многие из этих вещей, знал их хозяев, церкви и монастыри, что ими владели…, знал… Тяжелая доля им досталась. Жаль их.
— Думаю, что от этого вещи эти только добавили святости.
— Здесь спорить не о чем. То, что ты смог их отбить у Батыя дорогого стоит. А за монахов твоих и половины всего этого будет за глаза.
— Тогда остальное примешь, Владыка, в дар церкви нашей от нас, рабов ее, живых и мертвых.
— Это дорогой дар, дар от сердец ваших, а потому богоугодный.
И уже совсем смягчившимся тоном продолжил:
— Но ведь здесь крепость останется. Поедут люди, увидят, все станет ясно.
— Во-первых, Владыка, не увидят. Часть моих людей (в основном, славяне) решили два погоста, т. е. селища здесь поставить. В нескольких верстах отсюда. Уже сейчас начнут возить туда бревна с этой крепости, а на месте из них собирать частокол, да дома. Народ такой, что за лето все перетащат, ничего не оставят. А пустые ямы в здешних условиях долго не простоят. Через два года вообще мимо проедешь и не узнаешь, что тут когда-то крепость была, да что люди такой толпой здесь целый год жили. Во-вторых, Владыка, люди по этой дороге уже не скоро поедут. Куда им ехать и зачем? Раньше купцы ездили в Новый Торг, а теперь нет Нового Торга. Сплошным покровом разоренные земли. Пожарища, да тлен. Теперь купцам за зерном или еще зачем в сторону Пскова ехать надо. А просто так кто в наши дни по свету путешествует?