В летописях не значится
Шрифт:
Ему так много всего надо сказать, пока есть возможность.
— Я безумно жалею, что не мог остаться рядом с тобой. Мне хотелось видеть, как ты меняешься. День за днем. А там я не в состоянии был отделаться от мысли, что ты одна и без защиты, что может случиться что-то страшное…
Ее волосы чудесно мягки. Ее руки хранят тепло. И она здесь, рядом, не из-за каких-то иллюзорных уз. Жаль, что времени было так мало.
— В том, что ты сама кормишь Шанталь, нет ничего неправильного и некрасивого. Напротив, я мог бы вечность
— Ты опять во что-то ввязался?
Кажется, Тисса знает его слишком хорошо. И сейчас начнет беспокоиться, но совсем по иному поводу.
— Так надо, драгоценная моя.
И вправду драгоценная. Слишком легкая, слишком хрупкая…
— Утром я кое-что сделаю… и, возможно, на некоторое время станет темно. Седрик получил указания и паники не допустит. Гавин присмотрит за детьми и твоей сестрицей… и за тобой тоже. Я просил. Главное, не бойся. Темнота пройдет. И это хорошо, если она наступит, значит, все получилось.
— А ты?
— Я вернусь. Обещаю. Я ведь всегда к тебе возвращался. Веришь?
Верит, его нежная доверчивая девочка. И будет ждать. Завтра. Сегодня же осталось еще немного ночи для двоих. А молоко на вкус сладкое… и наверное, так тоже не принято, но ведь интересно же!
Жаль, что нельзя отложить наступление утра.
И Тисса порывается провожать его как есть, босиком и в кружевном халате, наброшенном поверх сорочки. Она упряма и не желает слушать, что провожать некуда, что Урфин даже за пределы замка не выйдет. И за руку хватается, действительно ребенок, который опасается быть брошенным.
— Ты у меня умница. — Ее не хочется выпускать из рук. — Никому не позволяй себя обижать. Ты здесь хозяйка. Помни.
— Ты обещал вернуться.
— А ты пообещай, что будешь себя беречь…
И все равно провожает. До глухой стены, в которой появляется дверь. И Урфин, повинуясь порыву, прижимает к глянцевой поверхности сканера ладонь Тиссы.
— Теперь ты сможешь войти. Только, пожалуйста, не раньше чем через двенадцать часов. Хорошо?
Разум твердит, что для Ласточкиного гнезда в принципе опасности нет. Его контуры замкнуты и отделены от системы. Хаоту нужен лишь канал связи. Все обойдется. И Урфин выживет. Его ведь ждут. И слово дал. Нехорошо жену обманывать.
В управляющей башне привычная тишина и свежий, лишенный вкуса воздух.
— Система готова?
Странно обращаться к стене. В этой комнате нет ничего, кроме гладких стен, которые время от времени притворяются чем-то еще. Объемная устойчивая иллюзия.
— Система предупреждает, что исполнение данного сценария потребует использования всех доступных ресурсов системы и приведет к выпадению из функционального доступа ряда подсистем: транспортной…
Пластина прилипает к стене и нагревается. Она меняет цвет и очертания.
Можно уходить, но Урфин, присев в углу, закрывает глаза. Метка за ухом — хороший повод уединиться.
Он все сделал правильно. Мир нельзя отдавать Хаоту…
…и ничего не происходит. Долго. Невыносимо долго. Урфин отсчитывает про себя минуты, каждая из которых почти последняя. Он не знает, как умирает то, что никогда по-настоящему не жило. Наверняка мучительно, пусть бы и боли оно не способно испытывать.
И те, кто стоит у ворот мира, слышат эхо агонии.
Видят, как распадаются щиты… почему-то Урфин вспоминает ашшарский рынок, и девушку, что сбрасывала покрывало за покрывалом, подчиняясь тягучей мелодии дудки. Она оставалась обнаженной, украшенной лишь изумительной красоты рисунками, которые наносились на кожу перед каждым представлением. Всякий раз иные…
…и наверняка в глазах Хаота мир столь же беззащитен и желанен, как та девушка. Ее ведь многие стремятся заполучить, даже те, которые знают о ядовитых змеях под ее ногами. Что змеи, когда достаточно руку протянуть… и тянут.
Ночь накрыла влажным душным одеялом. Нет, не ночь — слепота, и душно, потому что кровь закипает, подчиняясь чужой воле… а значит, получилось.
Мир будет жить. Урфин — как повезет… впрочем, он ведь обещал…
Глава 14
Темнота
Ей хотелось умереть, но вместо этого она уснула.
Я видела все глазами Кайя.
Странная картина. Сюрреалистичная.
Вот небо становится ярче, а сам мир звенит, словно камертон, на одной нервной ноте.
… Урфин отключил систему. И Хаот прошел внешний круг обороны.
И где Великая Армада? Туши кораблей, заслоняющие солнце. Десант? Ракеты, которые устремляются к земле, готовые выплеснуть огненный шквал, разрушить все и вся?
… они не хотят ничего разрушать. Им нужен максимально цельный мир, так он дольше прослужит. Извини, но я не смогу отвлекаться. Мы должны кое-что сделать.
И я только смотрю.
На белый цветок, отвратительный и прекрасный одновременно. Несомненно, живой и почти разумный. Он тянется к Кайя и, коснувшись, убеждается, что Кайя — не тот, кто нужен.
Цветок ждет Ллойда, и тот готов.
Я знаю, что это сложная схема, что им нужна вся доступная энергия, в том числе та, которая спрятана в этом существе, но для одного Ллойда энергии многовато. Он уже немолод, но умеет строить связки.
Кайя, Сержант и Гарт. Их трое. И в теории этого достаточно.
Не все теории выдерживали проверку практикой.
Анемон раскрывается нежно, щупальце за щупальцем, плеть за плетью. И взрыва нет, есть всплеск, который отдается в висках моментальной вспышкой мигрени.