В львиной шкуре 2
Шрифт:
— Парт из-за того не хватает, что почти всю сделанную за прошлый месяц фанеру морякам отдали. Тем срочно десять парусных яликов понадобилось. Их каркасы как раз обшивают фанерой… Да ты ведь должна знать! Сама же ткань из стекловолокна им отпускала. Они ею собранные корпуса яликов обклеивают…
— Да-а? — призадумалась Ольга. — А я думала, её для изоляции кровель снова берут… Кстати, мне Илья говорил, что если стекловолокно смешивать с шёлковыми нитями, то из такого полотна костюмы для сварщиков и литейщиков можно шить, они будут прочными и огнеупорными.
— Надо же! — удивилась Елена Петровна. — А сколько ты всего стеклоткани за месяц выпускаешь?
— Мало. Около трёхсот метров двух метровой ширины. Сама знаешь, полгода, как только начали её делать, осваиваемся ещё. Из-за этой
— Электричеством… — вслух подумала Глафира Валерьевна и добавила, — а кроме электромобилей, можно делать двигатели на водороде. Во время Великой Отечественной Войны в осаждённом Ленинграде из-за дефицита бензина более шестисот автомобилей на водороде работало, а ещё аэростаты…
— Это ты к чему? — удивилась Леве.
— К тому, что водородное топливо тоже экологически чистое и добывается легко. Например, Павел Андреевич производит его из воды путём электролиза.
— Молодец, тётя Глаша! — поддержала Елена Петровна. — Нужно почаще мужчин клевать насчёт этого. Смотришь, и придумают что-нибудь путное. А то переберёмся в свои особняки, а во дворец, на чём добираться? Что-то кареты, пусть даже золотые, меня не прельщают.
— У нас у каждого есть джип, — напомнила Ольга Гладкова.
— А какие там двигатели, помнишь? Дизельные да бензиновые!
— Ну, и ладно! Пока придумают что-то путное, я на нём буду ездить.
— Эх! — махнула рукой Елена Петровна.
— И булочников у Артёма Николаевича тоже заберу!..
Глава 5. Планы и реальность
Великий Московский князь сидел у себя в светёлке и читал доставленное ему из Двинских земель послание. Его брови то грозно хмурились, то удивлённо взмывали вверх, а над беззвучно шепчущами губами начинали шевелиться усы, вовлекая в это действо густую бороду. В послании сообщалось, что к нему направляется посольство из неведомой страны ЮАР, кое граничит по морю-океану с землями Индии. Сопровождает посольство бывший тверской купец Афанасий Никитин, который семь лет назад с его же (Великого князя) послом Василием Папиным уходил в Ширванские земли (Азербайджан). В результате злоключений, причинённых Никитину басурманами, попал тот в Индию, где познакомился с купцами из ЮАР и оказал им помощь немалую. Проведал о сём император ЮАР и возвеличил Никитина боярским званием и одарил земельными наделами. А ещё император был рад услышать, что живут на Руси люди одной с ним веры. Поэтому собрал он посольство сурьёзное и под руководством одного из ближних своих людей, что величается адмиралом, то есть повелителем морей, отправил в Москву…
А посольство тем временем на единственно оставшемся корабле "Земляк" и сохранившихся шлюпках двинулось вверх по Северной Двине, где, добравшись до Великого Устюга, встало. Наместник Великого Московского князя Пётр Фёдорович Челядин под различными предлогами задерживал продвижение каравана дальше.
— Афанасий, ты ли это?!
Никитин, одетый в синий шёлковый бешмет, поверх которого алела суконная черкеска, увешанная на груди газырями, в серые шаровары, заправленные в берцы, в мохнатую чёрную папаху и накинутый на плечи башлык, стоял у причала. Черкеску опоясывал кожаный ремень, с одной стороны которого был приторочен кривой арабский кинжал, а с другой кобура, с выглядывающей из неё рукоятью фитильного пистолета. Мужчина был поглощён созерцанием трёх молодок, что споро полоскали в реке бельё, перекидываясь при этом задорными шуточками. Вздрогнув от неожиданности, Афанасий повернулся, и радостная улыбка озарила его лицо.
— Василий! Какими судьбами?! — воскликнул он счастливо и принялся обнимать обратившегося к нему человека.
— Да вот, привезли ручной инструмент, полотно цветное и кой-какую посуду, — покончив с объятиями, стал отвечать мужчина. — Взамен покупаем тут соль, мягкую рухлядь (пушнину) и рыбий зуб (моржовый клык). А ты-то как здесь? Тебя и не узнать! Боярин, да и только!
— Боярин и есть. Правда, долгая это история.
Уже минут через двадцать мужчины сидели за крепким дубовым столом близлежащей корчмы и, в ожидании заказанных блюд, вели неспешный разговор. За соседним столиком расположилась охрана Афанасия в количестве пяти человек. Василий, не переставая слушать своего давнего друга, время от времени бросал на них любопытные взгляды, впрочем, как и другие посетители заведения.
— … вот так я и оказался в Индии, — говорил Никитин. — А ты, значит, благополучно вернулся в Тверь?
— Да. Повезло мне к арабскому торговому каравану пристать. У них толмач по дороге умер, а тут я кстати подвернулся. Кой чего удалось заработать, так что с основными долгами, по приезду в Тверь, рассчитался. Потом ещё сопровождал этот караван пару раз. Вроде дела в гору пошли, да хворь напала. Пока болел, они уже другим толмачом обзавелись. Правда, после этого я их не видел. Ходят слухи — пограбили купцов, а что дальше с ними стало, неизвестно. Теперь вот сюда дорожку протоптал. Оно и спокойней, и внакладе не остаюсь.
— Ну, что же, видно оберегает тебя Господь Бог. А расскажи, Василий, как там моя мать? Как родня? — задал Афанасий, мучавший его вопрос.
— Мать твоя померла четыре года назад. Всё её хозяйство за долги забрали. Остальная родня живёт потихоньку. О тебе не вспоминают. Нету, сгинул… А ты вон боярином стал. Неужто вправду?
— Вправду, — невесело ответил Афанасий и поведал до конца свои приключения.
— Надо же, как тебе свезло! Стало быть, теперь большую торговлю станешь вести?
— Стану, Василий, стану. Так что мне помощники верные понадобятся. Могу я на тебя положиться?
— Конечно, можешь! А что делать-то нужно?
— Ты в Тверь, когда собираешься?
— На днях собираюсь, поспешать надо, а то как бы морозы не ударили. До Покрова меньше трёх седмиц осталось.
— Ясно. Ну, ты как с делами разберёшься, приезжай в Москву и ищи меня там. Если есть надёжные люди, можешь брать их с собой, работа всем найдётся.
— Есть такие люди. Человек семь наберётся.
— Вот и хорошо.
В корчме долго задерживаться не стали. Утолив голод и выпив по паре кружек мёда, отправились на корабль, где Никитин написал своим родным записку, мол, жив, здоров чего и им желает. Кроме этого дал три рубля Василию, так сказать на дорожные расходы.
Великий Московский князь собирался по первому снегу отправиться в Новгород, дабы воспользоваться давним княжеским правом — вершить суд. Тем более жалобщиков хватало. На самом же деле основная цель поездки заключалась в том, чтобы посредством суда прижать к ногтю своих самых рьяных противников. Поэтому большая половина жалобщиков кормилась с московской руки. Узнав о посольстве, Иван III встал перед выбором, стоит ли его дожидаться или лучше идти к Новгороду, откуда он рассчитывал вернуться примерно к началу весны? Можно было бы оставить неизвестных ему посланников на посольского дьяка Фёдора Курицына. Тот бы всё выведал, а по возращению Великого князя доложил бы. Но смущало Ивана Васильевича три вещи. Первая, посольство прибыло по Студёному морю и прибыло целенаправленно и на больших лодьях. К тому же лодьи оснащены пищалями (пушками). Эдак любые корабли смогут по Онеге или Северной Двине заходить в русские земли и творить, что захотят. Вторая, это упоминание ныне покойного Василия Папина и некоего тверского купца. А Тверь давно Ивану Васильевичу не давала покоя, слишком уж самостоятельную политику она вела. А вдруг посольство передумает и пойдёт не в Москву, а в Тверь? И третья, много необычных рассказов слышал Великий князь о богатствах далёкой Индии, а тут можно сказать она сама плывёт в руки. Может, стоило поручить заботу об этом загадочном посольстве жене? За прошедшие после женитьбы три года, она доказала, что способна на многое и хитрости в государственных делах ей не занимать. Тем более страна, из которой прибыло посольство, православная и общих тем для разговора должно быть не мало. Да и вообще, не привык Московский князь делать всё наспех, не узнав предварительно, что же хотят от него. А поэтому решил с чистой совестью отправиться по своим делам, поручив опеку посланников жене и Фёдору Курицыну.