В моей голове
Шрифт:
Она начала судорожно перебирать в памяти все их разговоры. Операция? Она не могла вспомнить ни одного оперативного способа лечения шизофрении, кроме лоботомии. Она видела картинки в детстве. И если она не ошибалась, этот способ вмешательства запретили в большинстве цивилизованных стран еще в прошлом веке.
Лоботомия.
Перед глазами встала картина белой палаты, кушетки с цепями и она с огромной дыркой в черепе. Без волос. Насильно открытые глаза.
Ей стало дурно. Стены подъезда стали сужаться. Виски покрылись потом. Стук сердца отдавался в каждой части тела. Даже в кончиках пальцев. В подъезде заканчивался воздух и она отчаянно пыталась вдохнуть последние остатки, но тяжесть сдавила грудь и не давала свободы грудной клетке. В голове стоял крик, но снаружи она оставалась тихой.
Ты псих! Хватит притворяться! Ты псих! Тебя надо лечить! Ты знаешь, что надо! Но они тебе не помогут! Тебе никто не поможет! Ты псих! Ты псих!
Десять, вдох, девять, выдох, восемь, вдох, семь, выдох, шесть, вдох, пять, выдох, четыре… три… два… один… снова… десять, вдох, девять, выдох…
– Девушка, с вами все хорошо?
Замолчи хоть сейчас. Ты знаешь, что нет.
– Девушка? Вам помочь?
Звук снаружи. Ей показалось, что кто-то задел ее за плечо. Ей понадобилось много времени, чтобы медленно открыть глаза, еще раз вдохнуть воздух, которого не было, и повернуть голову в сторону голоса. Хотя она знала, что он в ее голове. Звук был тот же самый. Один в один. Она всегда боялась, что к слуховым галлюцинациям прибавятся еще зрительные и тактильные, и это касание сейчас могло быть как раз тем, чего она больше всего боялась. Усугублением.
– Давайте, я вам помогу? Вам плохо?
Он стоял прямо перед ней и смотрел ей в глаза. Предмет ее реального обожания. А не воображаемого. И без мусора на этот раз. А она без лепешки на губах. Накрашенная. Вроде бы. Но с приступом.
Она не могла говорить.
А он молчал ей в ответ. Только вопросительно смотрел. Но не уходил.
– Я… мне…
– Вы можете не отвечать, если вам тяжело. Давайте я вас провожу. Вам куда лучше – домой или в больницу? Я на машине, могу подвезти. Мне не трудно. Вы совсем бледная. Мы соседи. Не бойтесь меня. Я видел вас пару раз. Куда вас отвести?
Она молча посмотрела вглубь коридора в сторону лифта. Попыталась даже кивнуть в ту сторону. Не получилось. Голова была слишком тяжелой. Он понял.
Осторожно
Лифт ожидал на их этаже и сразу же гостеприимно открыл двери. Он пропустил ее вперед, и полубоком, все также поддерживая за спину и второй рукой держа ее руку, они вошли. Факт его близости еще больше кружил ей голову, и она уже не совсем понимала, происходит ли это на самом деле или это просто ей мерещится. Но она чувствовала теплоту его рук. И его дыхание. Это было новым чувством. И все казалось очень реальным. Хотя зрительные галлюцинации всегда реальны, так говорил доктор Вайс.
– Вы же вроде бы на двадцать втором этаже живёте?
Господи. Ну ты и дура. Уж лучше бы он считал тебя алкоголичкой, чем идиоткой. Как ему теперь объяснишь?
Она собрала все свои силы в кулак, подняла руку, нажала кнопку двадцать третьего этажа. Он снова вопросительно посмотрел на нее. Она, будучи не в состоянии объяснять, вздохнула, опустила глаза и облокотилась на него еще сильнее.
Письмо. Она вспомнила о письме. Главное, чтобы он не увидел его. Она не знала где оно, и у нее не было сил его искать. В руках его не было. Неужели она обронила его на площадке в момент приступа? Что тогда? Теперь все пропало. Все узнают. Никто не станет с ней общаться как прежде. Она не сможет вести образ жизни нормального человека, притворяться, как раньше.
Стены лифта снова стали куда-то съезжать.
Вернись. Вернись. Останови движение, вернись, найди письмо.
Она не могла вернуться вниз. Она не могла даже его попросить об этом. Ведь он был именно тем человеком, от которого ей в первую очередь хотелось бы скрыть, что она ненормальная. С таким, как он, она могла бы обрести душевное спокойствие, и именно он мог бы защитить ее от внутреннего зла.
Не сможет. Никто не сможет.
Даже сейчас, когда ее конечности похолодели от страха, от страха, что ее тайна обнаружится, стоя под его плечом, она чувствовала защиту. Его присутствие успокаивало ее и давало надежду, что она сможет когда-нибудь добраться до своей квартиры, спрятаться там от целого мира, и как-нибудь спасти ситуацию с письмом. Спасти себя. Как раньше. Как всегда.
Конец ознакомительного фрагмента.