В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.
Шрифт:
Маяковский и наши лучшие из современных поэтов, пишущих для детей, приняли, как наследие, опыт народной поэзии, лубка, считалки, дразнилки.
Отрадно отметить, что ритмом народной детской песни проникнуты и стихи для детей в современной демократической поэзии Запада.
Таковы, например, стихи молодого итальянского поэта Джанни (Джованни) Родари, хорошо знакомые юным читателям его страны. Многие стихотворения Родари написаны по просьбе, по заказу читателя-ребенка. Они находят доступ в каждый городской и деревенский дом, где живет юный читатель, и вместе с детьми их читают и повторяют нараспев взрослые.
Лаконичные, действенные, полные огня и задора строчки прославляют
В простых и немногословных стихах нашел свое правдивое отражение быт детей и взрослых из рабочих кварталов Италии, а по форме они так похожи на те песенки-считалки, которые твердят и распевают в своих играх итальянские дети.
Сочинять стихи, достойные стать рядом с народной песней и считалкой, умеют только те поэты, которые живут с народом общей жизнью и говорят его языком. Таким поэтом представляется мне Джованни Родари. В его стихах я слышу звонкие голоса ребят, играющих на улицах Рима, Болонья, Неаполя.
В некоторых из своих переводов я отошел от буквальной точности, стремясь передать самую сущность свежих и непосредственных стихов итальянского поэта. Но иначе, я думаю, и нельзя переводить свободные и причудливые, часто основанные на забавной рифме стихи для детей.
О тех, кто пишет на полях
Когда на собраниях или в печати идет разговор об успехах и неудачах нашей художественной литературы, о причинах этих успехов и неудач, редко и мало говорят об одном из самых деятельных и ответственных участников литературного дела — о редакторе.
А между тем редакторы издательств и периодических изданий — это селекционеры, которые изо дня в день, из года в год не слишком заметно, но существенно влияют на развитие литературы — влияют отбором, утверждением одних признаков и отрицанием других. Воздействие этих селекционеров на качество и направление нашего словесного искусства почти не учитывается. Правда, от времени до времени мы обсуждаем отчеты и планы издательств и журналов, но на этих довольно редких и ограниченных временем отчетных собраниях невозможно проследить деятельность отдельных редакторов, ту повседневную, будничную работу редакций, которая подчас не меньше отражается на судьбе писателей и всей литературы в целом, чем статьи наших критиков. Не всякую книгу критики замечают. А сколько стихов, рассказов и повестей не доходит до суда критики только потому, что их уже судил и осудил редактор. Спору нет, большинство неизданных произведений погибает по причине их нежизнеспособности. Но можно с уверенностью сказать, что немалая часть этих погребенных в издательствах страниц могла бы увидеть свет, если бы попала в более бережные и умелые руки. Редактор, которому доверена судьба книги и ее автора, должен быть способен метко и точно, а не приблизительно оценить достоинства и недочеты писательского труда, должен вовремя (и это особенно важно) заметить и поддержать молодой и смелый задор, который знаменует рождение нового таланта, почувствовать возможности, скрытые в еще несовершенном труде.
Для этого редактору надо быть не ниже автора по своему развитию, вкусу, знанию жизни.
Редакторами — в самом буквальном и лучшем смысле этого слова — были Пушкин, Некрасов, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Короленко, Горький, Маяковский.
Не подлежит никакому сомнению, что и у нас есть литераторы, которые с честью продолжали и продолжают
Однако еще очень часто мы недооцениваем значение редакторской работы и узнаем имя того или иного редактора только тогда, когда обсуждаем какую-нибудь его ошибку. А между тем каждый из работников редакций, выпустивший в свет за своей подписью хотя бы несколько книг, заслуживает общественной оценки — положительной или отрицательной. Деятельность его не должна протекать в замкнутой, келейной обстановке.
Обычно редакции опираются в своей работе на так называемых «внутренних рецензентов».
Конечно, редактор не может быть энциклопедистом. Поэтому вполне естественно, если он направляет книгу, затрагивающую вопросы науки или техники, соответствующему специалисту.
Но такая экспертиза производится в редакциях не только по отношению к научным или техническим книгам. Стихи и художественная проза тоже посылаются на отзыв — и не одному, а иной раз двоим или даже троим рецензентам. В этом нет ничего дурного. Коллегиальное обсуждение рукописи может быть только полезно. Плохо только то, что эти «внутренние рецензии» часто бывают сырые, небрежные, необоснованные. Пишут их подчас менее обдуманно и ответственно, чем писали бы для печати.
При этом далеко не всегда рецензентами стихов или прозы являются подлинные ценители литературы — критики, поэты или беллетристы.
Но даже в лучшем случае, если оценка поручена настоящему специалисту, есть ли хоть какая-нибудь гарантия, что отзыв этот в самом деле поможет писателю?
Представьте себе, что стихи направлены на рецензию таким несхожим между собою поэтам, как А. Твардовский и С. Кирсанов или И. Сельвинский и М. Исаковский. Оценки их вряд ли сойдутся. Лежит ли истина где-то посередине между этими оценками? Вряд ли. Что же делать редактору и автору? Кому из рецензентов должны они поверить? А ведь бывают случаи, что рецензий на одну и ту же рукопись набирается чуть ли не до десятка и все они разноречивы. Как же быть?
Ответ один: «внутренние» рецензии пишутся не для автора, а для редактора, а у редактора должно быть собственное мнение, своя голова на плечах. Он может обсудить рукопись с людьми, мнением которых дорожит. Но одно дело — советоваться, чтобы проверить свое суждение. И совсем другое дело — подшивать к рукописи отзывы ради перестраховки.
Сколько-нибудь известные писатели редко страдают от такого рода рецензий. А вот для молодого литератора беглые, противоречивые и подчас невнятные отзывы рецензентов часто являются не помощью, а помехой.
Нередко автор получает из редакции свою рукопись, испещренную черточками, вопросительными и восклицательными знаками или весьма робкими, краткими и большей частью довольно неразборчивыми пометками на полях. Это голос застенчивого редактора, не рискующего выразить свои мысли громко и уверенно. А порой на тех же полях рукописи автор находит и более энергичные отклики на прочитанное: «Вздор!», «Чушь!», «Сумбур!», «Ералаш!», «Ой-ой!», «Ха-ха!»
Этакими критическими восклицаниями приветствует автора какой-нибудь собрат по перу, которому редакция поручила прочесть рукопись.
А ведь литератор, даже неизвестный, безусловно, заслуживает того же вежливого и уважительного отношения, что и всякий советский гражданин.
К тому же это веселое улюлюканье на полях рукописи — верный признак недостаточно серьезного и отнюдь не благожелательного отношения к труду товарища.
Рецензент, который берется судить будущую книгу, должен быть горячо заинтересован в ее судьбе, должен глубоко сознавать, что речь идет не только об участи рукописи (хотя и это совсем не малость!), но иной раз и обо всей дальнейшей работе писателя.