В небе Китая. 1937–1940
Шрифт:
Продумав план работы, я решил поехать на авиационный склад на левом берегу Янцзы, чтобы запастись деталями от мотора и самолета, зная, что никаких наглядных пособий в школе Чэнду нет. А затем — на пассажирский аэродром, откуда отправлялся Ю-52 германо-китайской компании «Евразия». Как и следовало ожидать, меня встретил китайский представитель Авиационного комитета. Как-никак, я теперь советник! Когда стали грузить тяжеленные чемоданы, представитель «Евразии» заволновался, требуя открыть их. Но каково же было удивление, когда увидели в чемоданах замасленную груду металла!
Комфортабельный Ю-52 набрал высоту и, войдя в сплошную облачность,
Вскоре появилась Янцзы, когда самолет наконец пробил облака и начал снижение.
На главном аэродроме Чэнду, который был расположен вблизи буддийского храма, меня встретил начальник авиационной школы с переводчиком.
— Мистер Терновскнй? Пипь хао! (Здравствуйте!) После короткого знакомства погрузили металлолом в старинный «Паккард», доставивший нас в литишэ. Здесь под мои апар таменты отвели целый этаж и, конечно, приготовили обед со всевозможными горячительными напитками, от которых я наотрез отказался, чем немало озадачил высоких чипов.
В числе прочих особенно вкусным показалось блюдо, которое напоминало осетрину высшего сорта. Когда спросил переводчика, что это такое, он ответил:
— Вы ели змей. Это блюдо очень дорогое и подается в особых случаях.
— А нельзя ли повторить?
Оба засмеялись, так как «особый» деликатес не повторяется.
Переводчиком оказался молодой человек по имени Яп Тинфу — курсант школы Чэнду. Когда я спросил, где он научился так чисто говорить по-русски, ои сказал, что все свое детство провел с русскими детьми в Харбине на КВЖД, где совместно работали русские и китайские специалисты.
С этого времени мистер Ян стал моим помощником. В школу Чэнду его призвали из Политехнического института, поэтому он легко разбирался в технических вопросах, что как раз и требовалось в моем нелегком деле. Вскоре его произвели в офицеры, и мы приступили к работе. С начальником школы Чэнду договорились, что задачей номер один будет восстановление ТБ-3, а затем обучение курсантов.
Утром следующего дня к литишэ подъехал все тот же «Паккард» с мистером Япом для следования на аэродром. Уже издали был виден взметнувшийся хвост самолета высотой с колокольню Ивана Великого. Все ясно. Самолет промахнулся, выкатился за границу аэродрома и попал в болото. С помощью китайцев самолет поставили на колеса. Штурманская кабина была вадрана, как рыло носорога. Первым делом я проверил подмоторные рамы и систему управления. Они были исправными. Выправили штурманскую кабину, сменили винты. Короче говоря, через неделю ТБ-3 взял курс на Ланьчжоу.
Началась самая трудная для меня роль советника.
— Мистер Ян, вы хотите со мной работать не как перевод чик, а как мой помощник?
— Василий Дмитриевич, я всегда с вами.
— Тогда снимайте мундир и будем выпиливать учебные экспонаты из этой рухляди.
В короткое время были «препарированы» агрегаты и закреп лены на стендах с надписями на русском и китайском языкам, Учебные классы преобразились и приняли надлежащий вид.
В этой же школе работали советниками американские техники, читавшие
— Ол райт! — так выразили они свое отношение к «иконостасу» из моторных агрегатов.
Курсанты были ориентированы на обслуживание самолетов СБ. Поэтому в первую очередь им предстояло изучить мотор М-100. Но где взять учебник, по которому можно было бы составить конспект лекций? Пришлось, напрягая память, вспоминать то, что когда-то изучалось в эскадрилье.
Но, когда перешли к вопросам технической эксплуатации материальной части, тут уж мне никаких конспектов не потребовалось. К общей радости в Чэнду прибыла группа советских добровольцев из Хэньяна: летчики А. Пальчиков («Силуяп»), И. Панченко, штурманы А. Лебедев, И. Раков, техники В. Камонин, И. Мазуха. После боевой работы они были направлены сюда в качестве инструкторов для обучения китайских экипажей эксплуатации самолетов СБ. Им досталось не меньше, чем мне, так как пособий не было. Учить приходилось на практике.
Жили мы дружной семьей, трудились с утра до вечера, дели ли досуг. В свободное время знакомились с городом и его кра сивыми окрестностями. Виктор Камонин покорял девушек своей «пшеничной» бородой, всякий раз принимая в своей адрес реплику:
— Да хуцза! Хэнь хао. (Длинная борода! Очень хорошо!)'
Однажды, поздней осенью 1938 г., в самый разгар учебы неожиданно в школу приехал Г. И. Тхор. Ему показали классы, в том числе и по изучению советской техники.
С переездом гоминьдановского правительства и различных военных учреждений в Чупцин авиационные начальники довольно часто бывали в Чэнду, где ускоренно велось строительство нового и расширение старого аэродромов для базирования самолетов СБ. Вот и теперь предстояла церемония открытия нового аэродрома. Были построены временные трибуны под лёгкой крышей. С утра на аэродром потянулись зрители, кто пешком, кто на рикшах. Из Чунцина прибывали на автобусах.
Фронтом к трибунам были выстроены крыло к крылу передаваемые Китаю самолеты СБ. У каждого самолета стояла девушка с традиционной бутылкой шампанского. Г. И. Тхор и чэндуская группа добровольцев расположились на трибунах. После краткого церемониала, когда девушки разбили бутылки о шасси, летчики дружно запустили моторы. По всему было видно, что самому Тхору не терпелось показать высший класс вождения машины, на которой громил фашистов на полях Испании.
Китайские летчики прошли бреющим полетом над аэродромом, сделав «горку» над трибунами. В манере пилотирования проглядывала советская школа летчиков-добровольцев. Во время церемонии над аэродромом барражировали китайские истребите ли — нельзя было исключить возможности появления японских самолетов.
С вводом в строй аэродромов участились налеты японских бомбардировщиков. Обычно они появлялись девяткой. Китайская истребительная авиация наносила им значительный урон. На иа-ших глазах был сбит бомбардировщик «Мицубиси». Сам летчик уцелел только потому, что пуля угодила в пряжку поясного ремня. Когда подъехали к сбитому самолету, он еще дымился. В составе погибшего экипажа из семи человек были четыре женщины — стрелки и радистки. Как авиатехников, нас интересовала культура производства. Но каково же было наше удивление, когда увидели, что весь монтаж держался на контровочных проволоках и бечевках. В сравнении с СБ это выглядело убого.