В небе великой империи
Шрифт:
Но телефонный звонок раздался по защищенной от прослушивания линии.
Роберт Теренс Квинн, тридцати восьми лет, родился в городе Форт-Коллинз, штат Колорадо. В первые семнадцать лет жизни юного Боба никто не мог и подумать о нынешнем развитии его карьеры, и в первую очередь он сам. Невысокий, ничем не выделяющийся мальчик. Обычная семья, средние оценки в школе. Большую часть времени проводил на улице и уже успел выкурить свой первый джойнт. Но потом… потом случилась эта катастрофа. Воспоминание о ней до сих пор причиняло Роберту боль. Компания друзей возвращалась из диско, достаточно пьяная и обкуренная. Боб развалился на сиденье рядом с водителем и, прикрыв глаза, блаженно слушал как гудит ветер в открытых окнах. На заднее сиденье в старый „Бьюик“ набилось ещё четыре человека. Этот участок федеральной дороги был им прекрасно известен, но на скорость в девяносто миль в час всё же не рассчитан. Как всё происходило, Боб не видел, просто затуманенное сознание в какой-то момент ощутило, что исчез привычный шум дороги, что машина более не едет, а летит в сторону, потеряв управление. Оценить происходящее он не успел, в уши ворвался истошный крик, и последующий за ним удар показался громким, но не жестким… Подъехавшие через двадцать минут
Выбравшись из-под одеяла, Боб почувствовал, что боль в затылке начала медленно отступать. По дороге к телефону он размышлял, не выпить ли ему ещё одну таблетку, но решил отложить решение на потом. В конце-концов, понадобится ли ему дополнительная таблетка, в немалой степени зависит от содержания разговора. Босыми ногами он пересек комнату, чувствуя, что несмотря на жару его немного знобит.
— Квинн — представился он.
Голос на противоположном конце провода назвал условленный код и, не отвлекаясь на приветствия, начал излагать информацию. Через минуту Роберт первый раз присвистнул про себя, а через другую уже остро жалел о том, что правила ЦРУ не позволят ему сделать из этого случая грандиозную газетную стори.
Закончив повествование, незнакомый голос на секунду умолк, чтобы перевести дыхание.
— Каких действий вы ожидаете от меня? — не выдержал Боб.
— Прежде чем я скажу вам об этом, хочу предупредить, что задание может оказаться небезопасным. Какую реакцию продемонстрирует Хасан, нам неизвестно.
— Зато мне известно — поставить на место этого самоуверенного вашингтонского олуха было просто необходимо — я не первый год работаю здесь и ещё дольше изучаю местные обычаи. Реакция Хасана будет абсолютно одинаковой, заказывал ли он картины или нет. Он продемонстрирует удивление и возмущение. Но вежливо.
Квинну приходилось несколько раз встречаться с Хасаном, выполняя свои журналистские обязанности. Впечатление он производил типичное для людей своего круга: улыбающийся, скользкий и не останавливающийся ни перед чем.
— Итак, вы считаете, при переговорах вам ничего не грозит? — голос прозвучал несколько неуверенно.
— Лично мне нет. Но если дело действительно организовано Хасаном, то он наверняка идеально ко всему подготовлен, и тогда провал угрожает моей миссии.
— У вас есть какой-нибудь особый подход к Хасану?
— Нет, я ведь не голливудская красотка! Но прием у него получу без проблем. После того, как ему отказали в американской визе, он очень заботится о своем добром имидже.
— Не забывайте, сколько времени осталось в вашем распоряжении!
— Ну, если он заартачится, я напомню ему об иракской нефти, о которой вы мне только что рассказали.
— Хорошо. И помните, мы предоставляем вам очень широкие полномочия.
— Без широких полномочий мне было бы там нечего делать — заметил Боб — но насколько они широки в действительности?
— Против организаторов теракта, повлекшего за собой смерть американских граждан, народ и правительство США со выступят всеми имеющимися у них средствами.
„Значит и ливийский вариант не исключен. Странно… Что же у них в самолете, кроме жирного сенатора? Ф-111, бомбящие Каддафи…“ — отдаленные, но яркие образы прошлого предстали перед Квинном.
— Я понял вас. Спасибо. С этим можно начинать.
— Всего доброго.
Связь прервалась.
С минуту Квинн стоял в задумчивости. Его озноб бесследно прошел и покалывание в затылке совсем не напоминало о себе. Было ясно, что дело нечисто. Поскольку речь шла не о политическом преступлении, правительство США не уполномочило бы своего сотрудника угрожать террористам всей государственной мощью, будь даже самолет битком набит американскими гражданами. Согласно международному праву, предать
„Да уж не в первый раз“ — Боб пожал плечами. Поручать людям решение проблемы, не информируя их об истинной подоплеке дела, было вполне в духе его работодателя. В определенных условиях это могло поставить под угрозу успех всей миссии, но раз так, то ответственность ЦРУ пусть несет самостоятельно.
Боб быстро нашел в записной книжке номер Хасана и набрал его. Как обычно, на проводе оказался секретариат. Квинн представился и попросил соединить его с хозяином.
— Осмелюся спросить, какой вопрос вы хотите обсудить с господином Хасаном? Видете ли, у вас не назначен на сегодня прием…
— Речь идет об очень важном для вашего шефа деле.
— Я повторяю, господин Хасан занят, а вы сегодня не назначены на прием.
— Скажите ему, что через два дня в газете должна появиться моя статья о деловых людях вашей страны. Вы же не хотите, чтобы я отметил в ней, как трудно получить интервью у самого богатого нефтепромышленника столицы. Да ещё по вине его секретаря! И скажите господину Хасану, что мой визит не потребует много времени. Я просто хотел кое-что уточнить у него по поводу нефтяных поставок 1991 года…
— Хорошо, я сейчас проинформирую господина Хасана.
— Будьте так любезны — с ухмылкой подтвердил Квинн.
В глубине души успех своей миссии Боб считал весьма сомнительным. Слишком уж поспешные выводы привели к тому, что было принято решение послать его к арабу. Да, по своим морально-волевым качествам Али мог вполне решиться на такую операцию и даже выступить в роли организатора. Степень его страсти к живописи могла сравниться только с любовью к деньгам или даже превосходила её, поскольку деньги на картины он обменивал охотно, а об обратном процессе Боб ничего не слышал. Но недостаток времени, в условиях которого приходилось действовать людям в Вашингтоне, привел к тому, что провести нормальную, регулярную тайную операцию не представлялось возможным. Боб знал, как нужно поступать в таких случаях. Лицо, вызывающее интерес Управления подвергалось полнейшей проверке, начиная интимными привычками и заканчивая банковскими операциями. Слежка, прослушивание телефонных переговоров, по возможности перлюстрация корреспонденции — все средства хороши, если ведут к цели. И не всегда, но в подавляющем большинстве случаев что-нибудь да выплывало. Почти наверняка. Просвечивая столь подробно даже самых невинных людей, можно установить множество фактов, которые им хотелось бы скрыть, а невинные люди нечасто попадали в поле зрения ЦРУ. Боб был уверен, что будь в распоряжении здешней резидентуры Управления хотя бы неделя, компромата на Хасана набралось бы предостаточно. И если он имеет отношение к картинам с испанской выставки, это стало бы наверняка известно. Но сейчас, на основании намеков и полутонов, которые навели на араба подозрение, гарантировать его причастность к делу не мог никто. И Квинн отдавал себе отчет, что после беседы с Али ясности может и не прибавиться. С такими жалкими уликами многого не добьешся. Поэтому-то всё зависит от него, Роберта Теренса Квинна, от его способности вести игру, определять беседу, льстить и запугивать, просчитывать ходы соперника, подлавливать его на противоречиях и угадывать его мысли. Жизнь трехсот людей зависит от него, худого и невысокого человечка, который более всего опасался неудачно упасть и что-нибудь сломать в местах старых травм. Пирамида разыгрывающейся трагедии достигла своей вершины и над нею уже ничего не было. Форвардом в игре сейчас становился он. И не в последнюю очередь именно поэтому Боб любил свою тайную профессию.
Воздушное пространство в районе г. Тайшет, московское время 17:35
Стрелка указателя уровня топлива опустилась уже довольно низко, хотя по данным бортового компьютера, на рассчитанную дальность полета его вполне должно хватить. Хорев включил насос и перекачал содержимое подвесных топливных баков в основные, где для него уже нашлось место. Отстреливать пустые баки сейчас майор не стал, чтобы не привлекать внимания преследователей и не показать, что помимо того, что им известно, он имеет ещё и свой, личный, ни с кем не согласованный план. От баков он избавится непосредственно перед тем, как „Боинг“ получит свою ракету и майор почти уже не сомневался, что так оно и будет. Вера в успех операции с картинами оставляла его всё больше и больше, но он практически не жалел об этом, слишком велика была опасность и незаметно, но верно накапливающийся стресс от полета, чтобы думать обо всем. Потом, потом будет время… или не будет. „Странно, но Матвееву я до сих пор верю! Или это самоуспокоение? Вряд ли.“ А там… Баки на мини-парашютах опустятся на землю, но много раньше, нежели они её достигнут, всё решится. Во рту пересохло и скулы как-то неприятно сводило, но последними каплями воды майор запил последние таблетки для поддержания бодрости. Его преследователи всё также держались позади и рядом с ним в полной темноте, не включая прожекторы, чтобы не выдать себя „Боингу“. Очевидно, в предписаниях секретности ничего не изменилось. Один раз Хорев попытался прослушать их переговоры с землей и между собой, но перебрав все известные частоты своей части, оставил эти попытки, не найдя ничего, кроме треска и шумов. Очевидно, переговоры кодировались — неплохо придумано. То, что посланные на перехват не включали бортовых огней, майору пришлось по душе. Это как-то уравнивало их всех, пять однотипных истребителей, пронзающих ночь, одинаково темных и готовых к бою. Казалось, что не было его, Хорева, „плохого“, и остальных, „хороших“, а просто ночь, в которой все равны. Облучать его радарами боевого наведения так никто и не рискнул и в глубине души майор поапплодировал разуму тех, кто принимает решения на земле. Ибо в этом случае он бы стрелял не медля, чтобы успеть катапультироваться самому ещё до того, как ракета настигнет его собственную машину. Даже далекий сообщник не знал, как жаждал майор настоящего боя. Но всё казалось спокойным. Луна взошла высоко и лайнер, и без того ярко светящийся сквозь свои иллюминаторы, лежал перед ним как на ладони. Радиотелефон, который Хорев переложил себе на колени, по-прежнему молчал. А это означало, что самое интересное ещё впереди.