В облупленную эпоху
Шрифт:
Потом уселись за стол.
— Впервые в жизни живу кум королю. Квартиру эту продал за 17 тысяч долларов. Деятель, который купил ее, треть выложил наличными. На сыр, колбаску, селедку, хлеб хватает, — Иосиф вытаскивал тарелочки и свертки из холодильника. — Перед отъездом решил отъесться — сестру двоюродную не хочу пугать своим видом… Ну, давайте, по одной хряпнем, а там — как пойдет.
Бравицкий, чувствовалось, очень рад выпивке. Хотя он и не выглядел алкоголиком, от него постоянно пахло спиртным.
— Наливай,
Лыков вызвался поджарить яичницу.
— С ветчиной жарь, — распорядился Иосиф, — там небось свининки-то не поесть.
Через полчаса, подцепляя вилкой остывший желток, Юрий в очередной раз повторил:
— Плесни еще в рюмки, Иосиф.
— Водки больше нет, — «дед» перевернул бутылку. — Коньяк будем?
— Не стоит, — попросил Геннадий, но Иосиф все-таки выставил на стол бутылку трехзвездочного.
Захмелевший Бравицкий напоминал подбитую птицу. Красивое лицо резко постарело, в глазах застыли боль и тоска.
— Если думаешь «Ехать — не ехать?», почему с работы ушел? На погрузчика зачем учишься? — спросил его Иосиф.
— В «почтовом ящике» работал. Чтобы бывшую жену с детьми выпустили, уволился. А погрузчик — осенью на овощную базу устроюсь. Хочу и на сварщика поучиться. Федотович говорил: их кооператив открывает еще курсы сантехников и сварщиков.
— Сантехник-сварщик — это вещь! — обрадовался Иосиф. — Чай с баранками обеспечен. Я тоже хочу.
— Подойди завтра к Федотовичу. Даже этот мудак Меерович записался.
— А ты пойдешь?
— Если денег наскребу. Я сейчас на мели. Давай по последней!
— Давай, Юра. Геннадий, допей хоть налитое-то!
Скривившись, Лыков опрокинул в себя рюмку.
— Так как ты, Гена, оказался с нами? — Иосиф протянул Лыкову бутерброд, а Бравицкий положил руку на плечо.
Лыков сбивчиво рассказал запутанную историю. Про комнату в коммуналке на двоих с дочерью… Про многолетние хождения по инстанциям, в итоге которых он добился еще одной комнаты — уже в другой коммуналке… Про соседей, которые по суду отвоевали эту комнату…
Лыков успел там прописаться, но его ордер суд аннулировал. С тех пор он отовсюду «выписан».
— Если умру, — сказал Геннадий, — меня не смогут даже похоронить. Я никто, меня нет! Два года отовсюду одни идиотские отписки. С работы хоть пока не гонят. Но помочь не могут, да и не хотят — всем я успел порядком надоесть…
В отчаянии Лыков отнес копии всех документов в посольства США, Германии, Норвегии и Израиля — с просьбой предоставить убежище. Месяцев через восемь ответили только израильтяне. На Большой Ордынке его принял ответственный чиновник: «Мы репатриируем только евреев, — сказал он. — И на вас, русского по отцу и матери, закон о возвращении, естественно, не распространяется. Но, учитывая исключительность ситуации (вы назвали ее безысходной), наше правительство согласно предоставить вам политическое
— Но, дорогой, тебя с таким паспортом не выпустит московский ОВИР, — удивленно протянул Бравицкий. — Я сам родился и вырос в коммуналке — у Заставы Ильича…
— У меня, — перебил Лыков, — все осложняется тем, что я не коренной москвич. Жена (это ее комната) умерла… А ко мне все цепляются: «Прав на расширение жилплощади у вас, поймите же наконец, нет».
— Слушай, — сказал Иосиф, — в России не добивают лежачих. Русские люди не звери, по себе знаю. Когда сидел…
— Я не говорю, что звери, — возразил Геннадий. — Чиновники у нас нелюди.
— Чиновники везде сволочи. В Израиле, не сомневаюсь, тоже, — ответил Иосиф. А Бравицкий добавил:
— И берут-то тебя, видимо, для пропаганды… Там, дети мои пишут, толпы осаждают российское посольство — назад просятся…
— Геннадий, не думай, что отговариваю тебя ехать с нами. Только в Израиле тебе, по-моему, делать нечего. Из всех нас охотно едет один Меерович. Потому что он правоверный еврей. Ему нужна Стена Плача, нужна Святая Земля.
— Это он мимикрировал, — вставил Бравицкий.
— Что это значит?
— Окраску защитную принял, приспособился.
— Как же тебе помочь, Геннадий?.. Если бы я эту квартиру не продал, тебе бы ее оставил… Давай завтра потолкуем с Леонидом Перловым. Он юрист и мужик, кажется, толковый… А теперь махнем еще по рюмке — из резерва главного командования.
— Иосиф, — спросил Лыков, — ты говорил сегодня, что сидел и немало… За что же?.. Как это получилось?
— …На дверях университета в Уфе объявление: «Татар и велосипедистов не принимаем». Слыхал такую историю?
— А велосипедистов-то за что?
— Вот ты сам себе и ответил!
Иосиф вытащил бутылку портвейна, и вскоре трое пьяных голосов нестройно запели:
— Окрасился месяц багрянцем…
…Назавтра Лыкова в подземелье не оказалось. Улучив минутку, Иосиф отозвал Перлова и рассказал услышанную вчера историю:
— Что можешь посоветовать?
— Прописаться обратно к дочери проблем серьезных не будет — если она сама, конечно, не воспротивится. Но раз уж ему выделили комнату, которая оказалась нереальной к заселению, взамен обязаны предоставить другую. В решение суда, аннулирующее ордер, как правило, вносится такая запись… Это, скажем так, теория. А в реальности все гораздо сложнее — вот Лыков и мучается… Моя очередь, извини.
Перлов уверенно управляет погрузчиком.
— Вам, Леонид, можно доверить даже перевозку хрусталя, — хвалит его Владимир Федотович. — Но учтите: в складских помещениях места всегда мало, проходы узкие… Но отчаиваться не надо никому, навыки придут со временем.