В облупленную эпоху

Грушко Павел Моисеевич

— Осталась всего неделя занятий. Какие уж тут навыки, — уныло отозвался Меерович.

— Приходите чуть пораньше — позанимаюсь с вами индивидуально.

Иосиф остановился у метро позвонить Лыкову — подбодрить и узнать, почему его не было на занятиях.

— Кто спрашивает? — отозвался женский голос.

— Знакомый. А вы его дочь или соседка?

— Дочь.

— Передайте, пожалуйста, что звонит Айзенштадт Иосиф Еремеевич.

— Айзенштадт?! Понятно… — В голосе вибрировал агрессивный

вызов.

— Иосиф, Иосиф!.. Марина, положи трубку! (В коммуналке, по-видимому были два аппарата.) Я приболел немного, но завтра буду. Спасибо, что позвонил, — Геннадий закончил разговор.

— Нашел, с кем связаться! — кричала отцу Марина. — Все беды на свете от христопродавцев. Мало они русской кровушки попили?

Иосиф не слышал, что кричала дочка Лыкова, но ему все стало ясно. Он поежился, закурил. В клубах дыма — будто на потускневшей фотографии — перед ним всплыли лагерь в Зубовой Поляне в Мордовии и ссылка в Удерейский район на устье Ангары (тамошние остряки прозвали его Иудейским).

…Мать работала процедурной медсестрой. Как-то в послевоенную зиму соседка привела к ней гадалку:

— Хочешь, она кинет тебе карты?

— Да не верю я в них. Разве что шутки ради.

Тузы, короли и валеты уверенно тянули трефовую даму в казенный дом.

— Посадят тебя, Фаня! Совсем скоро! — ужаснулась гадалка, а мать Иосифа расхохоталась:

— За что?

Через несколько дней на узеньком топчане в кабине электрофореза — с гальваническим воротником на шее — неожиданно умер нестарый еще пациент.

Мать арестовали. Она сгорела в лагере от чахотки. Случилось это в феврале 53-го в Потьме — совсем недалеко от Зубовой Поляны, где месяцем раньше оказался двадцатичетырехлетний Иосиф. А в августе в Москве у него родился сын — Константин Скворцов…

Лыков догнал Иосифа у входа в тоннель:

— Извини, если можешь! Девка моя свихнулась: день и ночь борется с жидомасонами. Журнальчики да газетенки идиотские почитывает, «День» распространяет… Меня иначе как агентом сионизма не называет…

— Тем более — не надо тебе никуда ехать!..

— Как же не ехать?.. Вот смотри: в квартире кроме нашей еще три комнаты — в каждой по одному жильцу. Позавчера ночью один сосед — нестарый еще мужик — умер. Я сам «Скорую» вызвал, но до больницы живым его не довезли… Грех, конечно, но я прямо с утра — в райжилкомитет со всей своей папкой. А мне: «Выписались из квартиры — значит, права на присоединение комнаты умершего у вас нет! Очередники наши по восемь-десять лет ждут!.. И обратная прописка к дочери не поможет — жилплощадь освободилась, когда в квартире не было претендентов!» Заколдованный круг!.. А ты говоришь — не ехать!

— Сейчас подойдем к Леониду!

— Если у покойного

нет родственников, придется ждать полгода, — ответил Перлов. — А если есть: как только они вывезут вещи, смело занимай комнату. Даже дверь можешь ломать… Квартирный замок смени сегодня же и дай по ключу всем соседям. А на свой жилкомитет подай в суд. Помочь составить исковое заявление? Нажимай на воссоединение семьи!

…Свидетельства об окончании курсов Владимир Федотович вручал торжественно, вначале отличникам — Перлову и Айзенштадту… Последним, двенадцатым, корочки получал Меерович.

— Я тоже сдал на «хорошо»? — спросил он. — Это, наверное, суммарно — по практике и теории?

Владимир Федотович улыбнулся, поднял руку и объявил:

— Через неделю открываем курсы газоэлектросварщиков. Занятия неподалеку — при бойлерной. Но чтобы не путаться, давайте в первый раз встретимся здесь…

— Деньги когда вносить? — спросил Бравицкий.

— Укомплектуем подгруппы и соберем плату… Заниматься будем через день.

— Ты, Геннадий, держи меня в курсе. Может, помочь чем будет нужно, — сказал Иосиф на прощание.

Дня через три Лыков позвонил ему:

— Зять покойного вывез вещи. Но РЭУ комнату опечатало. Бумажку с печатью приклеили прямо на ключевину… Приезжай ко мне, когда сможешь. Марины, между прочим, нет.

— Сейчас приеду.

Сухонькая старушка на кухне варила щи.

— Сынок, — сказала она Иосифу, — подсоби соседу-то. Ну что за жизнь с взрослой дочкой в одной комнате? Ни раздеться, ни переодеться… Мужик он еще молодой, жениться надо… Да и нам в квартире новые люди ни к чему.

Иосиф осмотрел дверь. Она распахивалась в коридор. Ни отжать, ни выбить ее не получится.

— Что там за замок?

— Накладной. Отсюда открывается ключом, изнутри — рукояткой.

— Выход, думаю, один. Возьми острый топорик, выруби вот так и заселяйся. Леонид же сказал: дело верное. В худшем случае — оштрафуют тебя за испорченную дверь. Тогда уж точно вместе поедем.

По пути к автобусной остановке Геннадий показал Иосифу окно своей будущей комнаты:

— Найди девятый этаж — предпоследний. Вот она — смотрит на глухую стену.

— Там форточка приоткрыта, — рассмотрел дальнозоркий Иосиф. — Ну, бывай. Желаю тебе удачи. — Он втиснулся в переполненный автобус.

— Звони.

Через неделю Иосиф сам позвонил Лыкову. Телефон долго молчал, наконец старушечий голос произнес:

— Але! Кого вам?

— Мне бы Геннадия, бабуся! Я был у вас на днях.

— Сынок! — заволновалась старушка. — Его «Скорая» увезла в больницу. Сердечный приступ…

Соседка назвала Иосифу знакомый номер больницы — той самой, где в подземелье они осваивали электропогрузчик.