В объятии Зверя. Том 2

Тирс Зена

— И вот мы, страшные порождения набульских царей, будем погребены здесь, — прохрипел Циндер.

Рейвану хотелось сделать вдох, но, опуская грудь, он не мог её уже поднять. Клубы пыли медленно оседали, и он сумел разглядеть кусок каменной плиты, который прижал их с Циндером. Гегемон лежал рядом, они почти касались друг друга головами.

— Я прощаю тебя за то, что ты предал меня, Рейван, — произнёс Циндер.

Слова гегемона, словно невидимый клинок, поразили Верховного вана в самое сердце.

—

Я Эйнар, — промычал он, не в силах принять прощение.

— Я назвал тебя Рейваном…

Рейвану сделалось тяжелее, но не от плиты.

— Я приподниму эту глыбу, а ты попытайся выбраться. Иначе нам обоим конец, — захлёбываясь кровью, прохрипел Циндер.

Собрав последние силы, он приподнял каменную плиту. Времени на раздумья у Рейвана не было. Он, словно червь, выскользнул из щели, и плита опустилась навсегда. Кровь вытекла у гегемона между стиснутых зубов.

— Циндер! Нет! — воскликнул Рейван и вцепился в камень, стараясь приподнять его. Сухожилия на его руках затрещали, из-под ногтей выступила кровь.

Глаза гегемона застыли, глядя в пустоту перед собой. В них больше не было жизни.

Рейван отпустил плиту. Он склонился над Циндером и, сняв с него шлем, обнял изуродованную голову. Затерянный посреди скал и укрытый клубами пыли, он заплакал, чувствуя своё безмерное одиночество.

Спустя время в тишине, что скорбно застыла над обрушенными скалами, послышался шум. Кто-то пробирался через завал неосторожными шагами, и из-под его ног то и дело катились камни.

Рейван увидел на гряде отца Сетта. Старый хранитель стоял, озираясь по сторонам и вскидывая руки от ужаса. Рейван поднялся, и Сетт приметил его. Когда они приблизились друг к другу, рисский вождь склонил голову перед стариком.

Вместе они похоронили Циндера, укрыв его тело камнями. На могилу Рейван возложил шлем гегемона с золотыми волчьми клыками.

Рисский вождь взглянул на отца Сетта. Старый хранитель выглядел потерянным и, казалось, постарел разом на десяток лет. В глазах у него стояли слёзы.

— Идём со мной, Сетт? — произнёс Рейван.

— К риссам? — недоверчиво сощурился он.

— На Рону. Я захвачу царский Чертог, захвачу Белый сад. И я, и ты будем свободны от царей.

14 Благословение

Дождь затих. На землю снова спускались сумерки. Опустошённый, вывернутый наизнанку, Рейван брёл к рисскому стану, ведя под руку старого хранителя. Горе истощило все силы отца Сетта, и он беспрестанно оступался, рискуя переломать себе ноги.

Рисские воины обступили их.

— Эйнар! Ты выбрался! — воскликнул Тирно. — Хвала богам!

Рудокоп хотел обнять своего вождя, но, увидев на нём запёкшуюся кровь, остановился.

— Ранен?

— В порядке, — отмахнулся он. — Лишь поцарапался.

Глядя

в глаза Тирно, всегда с любовью встречавшего его, Рейван тепло улыбнулся.

— Идёмте к костру, — кивнул рудокоп, покосившись на старика, опиравшегося на руку вождя.

— Это Сетт — отец кзоргов Харон-Сидиса, — сказал Рейван. — Он всё знает о Причастии, он нужен мне.

Ульвар, омрачённый страшной картиной камнепада, сидел подле отца и глядел на огонь, сожалея, что нет при нём лиры. В голове у него уже сложилась песнь о триумфе и печали, которую он хотел поведать ветру, треплющему его волосы.

Увидев Верховного вана, молодой воин вскочил с места и приблизился к нему, чувствуя в этом свой долг. Рейван снял шлем и отдал его Ульвару, а затем принялся стягивать запылённую кольчугу.

— Почисти доспех, — приказал Рейван.

— Сделаю, Верховный ван, — улыбнулся Ульвар.

— Будь осторожен с кровью — она опасна.

Рейван поглядел на молодого воина, и ему сделалось весело. Когда-то он сам был таким же юнцом, стоявшим перед Циндером. Вождь положил руку на плечо Ульвара.

— Видишь этого старика с трясущимися руками, что сидит у костра? — сказал он, указав на Сетта. — Пригляди за ним. Приготовь ему тюфяк, напои мёдом и уложи спать.

— Сделаю, ван Эйнар, — ответил Ульвар.

Доверие вождя согрело сердце молодого воина, и он помчался выполнять приказание.

— Садись, расскажи, как ты выбрался? — сказал Стейнвульф, протягивая Верховному вану кубок.

Рейван оглядел соратников и выпил мёд, но рассказ не начал.

— Пока ещё не совсем стемнело, я поскачу в храм — возможно, там Ингрид, — сказал он.

— Я с тобой! — воскликнул Тирно, поднявшись с места.

Рейван кивнул и поглядел на вождя Лидинхейма.

— Стейнвульф, — сказал он. — Завтра с рассветом отведи воинов ниже по дороге. Туда, где начинается лес. Встаньте лагерем. Если набульское войско решит к нам подступиться, то удобнее будет дать бой там.

Ворота храмов Великой Матери никогда не запирали, потому как даже в самые страшные времена Богиня всегда готова была принять любого, кто искал у неё прибежища и утешения. Но теперь ворота храма оказались закрыты.

Перекинув ногу через шею коня, Рейван спрыгнул на землю и нетерпеливо постучал. Открывать никто не спешил.

— Там ведь одни женщины. Боятся? — спросил Тирно.

— Женщины и их дети. В основном, — ответил Рейван.

— То-то они не торопятся отпереть двум вооружённым риссам…

Рейван провёл пальцами по кованым петлям ворот и прижался лбом к двери.

— Что-то в тебе переменилось после камнепада, — сказал Тирно.

— Циндер простил мне предательство, — ответил Рейван. — Но я этого не заслужил.