В объятиях огня
Шрифт:
Лицо хриплого выглядело пугающе: покрытое рубцами и шрамами, с грязными, чёрными от работы ногтями. Он шагнул ближе и поднёс свечу к лицу мальчишки.
– Странно, что ты не кричишь и не зовёшь на помощь, – сказал хриплый, разглядывая ребёнка. – Может, ты тоже вор? – Он усмехнулся, обнажая редкие зубы. – Знай, ты выбрал не лучшее время. Мы заставим тебя говорить, а потом и купца.
Он сделал паузу, глядя на мальчика:
– Сейчас проверим, какой у тебя звонкий голосок.
Пламя свечи медленно приближалось к лицу ребёнка. Жар становился всё сильнее, невыносимо обжигая.
– Надо выжечь тебе глаз. Будешь кричать долго и громко! – процедил сиплый, сплюнув на пол жёлтую, мерзкую субстанцию.
Мальчишка закрыл глаза. В ту минуту он готовился к боли, но что-то изменилось. Жар исчез.
Открыв глаза, он заметил, что пламя свечи будто замерло на месте. Когда хриплый поднёс свечу ближе, огонь начал странно колебаться, как будто сопротивляясь, а затем резко погас.
– Что за чертовщина!? – выругался хриплый. – Ладно, придётся рубить пальцы.
Мальчик не выдержал и закричал, громко и отчаянно. Он звал Ефима, надеясь, что купец услышит.
– Может, сразу руку? – ухмыльнулся сиплый, больно сжимая запястье ребёнка. Он замахнулся топором, целясь в ладонь.
И вдруг произошло нечто необъяснимое.
Мальчишку охватила непреодолимая сила. Жар, который он так боялся, неожиданно стал его частью. Он ощутил пламя свечи, будто оно слилось с его телом, с его сознанием. Он не мог объяснить, но знал – теперь они одно целое.
– Что, замолчал? – удивился хриплый.
Мальчишка вновь не ответил. Закрыв глаза, он почувствовал пламя и мысленно велел ему разгореться. Мужик не сразу заметил, как воск на свече начал стремительно плавиться от жара, а пламя стало расти, больше не завися от фитиля. Через несколько секунд телогрейка хриплого вспыхнула, будто облита маслом.
– Ай! – закричал он и быстро сорвал пылающую одежду.
Свеча упала на пол, поджигая солому. Воры забыли о мальчишке и кинулись топтать телогрейку. Но это было бесполезно – огонь с пугающей скоростью охватывал всё вокруг.
– Чертовщина! – протянул сиплый, испуганно таращась на пламя. – Надо валить отсюда!
Мальчишка застыл на месте. Небольшое пламя свечи, разгоревшееся по его воле, обернулось настоящим пожаром. Он сидел в кольце огня, не в силах пошевелиться. Закрыв глаза, мальчишка словно поверил, что пламя не тронет его.Они бросились к выходу, но было поздно: амбар уже почти полностью объяло огнём.
Внезапно крепкие руки обхватили его и подняли с земли. Жар исчез.
Он открыл глаза и увидел горящий амбар. Оттуда доносились отчаянные крики воров, но они быстро стихали – люди сгорали заживо.
– Что ты здесь делаешь, Костя? – спросил Ефим, прижимая его к себе. – Ты снова шляешься по ночам?
– Воры… пробрались, – с трудом прошептал Костя.
– Воры? – Ефим вскинул брови, прислушиваясь.
Крики из амбара почти смолкли.
– Я видел, как они прокрались в ваш амбар, – Костя задыхался, но продолжал говорить. – Хотел предупредить… не успел. Они схватили меня, а потом… я не знаю.
– Всё, хватит, успокойся, – Ефим крепче прижал мальчишку, гладя его тёмные волосы. – Ты в безопасности. Слышишь?
Ефим заглянул ему в глаза – и невольно отшатнулся. В них полыхали языки пламени, готовые вырваться наружу.
Глава 1
18 лет спустя
Клубы табачного дыма плотным слоем застилали гостиную старинного барского дома на окраине Белого города. Тихий августовский вечер проникал сюда лишь приглушённым светом через тяжёлые занавеси, не нарушая уюта. Сквозь пелену дыма проглядывала обстановка, под стать дому: вдоль стен стояли дорогие диваны и кресла, обтянутые шелком и бархатом. Мебель из красного дерева поражала тонкой резьбой и позолотой, а пышные меховые и атласные подушки дополняли её изысканность.
В центре гостиной располагался круглый стол, накрытый скатертью ручной работы. Его окружали резные стулья с мягкой обивкой. На стенах, между зеркалами в золочёных рамах, висели канделябры, чьи свечи отбрасывали блики на хрустальные подвески. Над всем этим великолепием возвышалась массивная хрустальная люстра, наполняя зал мягким, рассеянным светом.
Окна украшали тяжёлые шелковые драпировки с кистями и шнурами, скрывающие вид на сад. Между окнами находились камины с ажурными порталами, придавая обстановке ещё больше уюта.
Сегодняшний вечер был особенным для хозяина дома – графа Семёна Семёновича Шуйского. В день своего рождения он не стал устраивать пышного торжества, но пригласил полсотни самых близких друзей. Гости щедро осыпали его поздравлениями, вручали роскошные подарки и желали долгих лет жизни. Столы ломились от изысканных блюд, а вино и шампанское лились рекой.
Семён Семёнович, высокий мужчина с чёрными, словно вычурно нарисованными гусарскими усами, не был поклонником подобных праздников. Несмотря на уважение к своим друзьям, которых у него было немало, граф предпочитал сдержанное одиночество. Ему казалось, что только наедине с самим собой он обретает подлинное умиротворение.
Как бы то ни было, сегодня граф сделал исключение. На свои прожитые полвека Семён Семёнович решил собрать близких ему людей под одной крышей. Иногда, думал он, надо жить не только для себя.
– Я как вот это… я как-то вот это… – пьяным, слегка заторможенным взглядом Эдуард Ефремович Котов, сорокасемилетний управляющий Государственным банком, всматривался в лицо хозяина дома.
Семён Семёнович терпеливо ждал продолжения, но так и не понял, что его друг пытался сказать. Когда же тот пошатнулся, граф с ловкостью подставил ему мягкое кресло, плавным движением направив Эдуарда в нужную сторону.
На пол из рук управляющего выпал недоеденный бутерброд с чёрной икрой. Граф тяжело вздохнул. К середине вечера он всё чаще жалел, что решился отметить свой юбилей. Порядок был для него принципиально важен, а сейчас вокруг царил сплошной хаос.
Семён Семёнович снова взмахнул рукой, и бутерброд аккуратно поднялся с пола, обронив на паркет несколько икринок. Через мгновение он исчез, будто его никогда и не было.
Граф бросил взгляд на Эдуарда Ефремовича: управляющий Госбанком уже мирно спал в кресле.