В объятиях орка
Шрифт:
Хмурый, рассерженный Арвинг шел стремительно и быстро, я за ним едва поспевала. Злясь на шкаф с антресолями, все же надеялась, что он осознает, кого хочет взять в жены и бросит эту затею. Однако орк был упрямее стада буйволов. Арвинг сжимал кулаки, скрипел зубами, громко сопел, пару раз даже порыкивал, но все равно не сдавался. Целеустремленный, гад!
Я же была постоянна в своем нежелании принимать его ухаживания. Даже если Ирвиш и оказался не принцем на белом коне, это вовсе не значило, что мое глупое сердце его забыло. И уж точно не гарантировало, что я соглашусь еще на один брак. Хватит с меня! Эти орки какие–то ненадежные, а их «штампы» на руке — и вовсе сомнительное доказательство
Ирвиша я так и не видела, в отличие от Ирльен. Она, будто тень отца Гамлета, вечно крутилась неподалеку, постоянно попадаясь мне на глаза. Ее довольная улыбка, взгляды украдкой и разговоры с кивками в мою сторону ужасно раздражали. Злость копилась, бурлила и выливалась на Арвинга, когда тот оказывался рядом. Раз за разом я отказывала ему в прогулках по стану, в совместных завтраках и ужинах, да и в прочих общих занятиях. В каждую новую встречу орк придумывал все более соблазнительные развлечения, но меня не сломать, как замок пояса верности у знатной дамы в средневековье.
И я, и Арвинг были настроены решительно, позиций никто не сдавал, поэтому весь стан, затаив дыхание, следил за развитием наших отношений. Вот просто «Санта–Барбара» и индийское кино в одном флаконе! Одни посмеивались над будущим вождем, другие сочувствовали, давали советы. Были и такие наглецы, которые делали ставки. Одним словом, жизнь благодаря нам стала интереснее у всего племени.
Поведение вождя меня приятно удивило: мужчина не задавал вопросов ни об одном сыне. Он как ни в чем не бывало продолжал спокойно вести наши уроки. Благодаря этому я еще больше полюбила занятия. Несколько часов спокойствия и свободы от заинтересованных взглядов. Ветер, степь и учеба. Полная концентрация на деле помогла добиться первых успехов в грамматике. Я научилась строить пусть короткие и простые, но уже предложения! Мой словарный запас существенно пополнился с помощью Мальвани. Орчанка не знала эльфийского, я — орского, но, живя вместе, мы пытались общаться. Даже придумали маленькую игру: указывая на какой–то предмет, каждая называла его на своем языке. Таким нехитрым способом я узнала название всех предметов обихода, частей тела, продуктов, растений, природных явлений.
Продвижения в овладении языком были огромные, и неудивительно. Ведь, по сути, я учила его постоянно. Когда жила с Ирвишем, проблема языкового барьера не стояла так остро — мы говорили на эльфийском. Наш разрыв стал для меня взорвавшейся бомбой. Я полностью вышла из зоны комфорта. Язык, быт, соплеменники — все навалилось сразу. Теперь контакт с орками был тесным. Помимо Мальвани, я общалась с ее отцом и братом, с семьей из соседнего шатра. С каждым днем круг знакомых рос в геометрической прогрессии. Говорить на орском я стеснялась, стыдясь своего произношения, а вот понимать язык было не так уж и сложно. Пока афишировать это я не стремилась и бессовестно слушала сплетни за своей спиной.
Орчанки, не таясь, обсуждали меня. Одни считали: узнав о том, что Арвинг, а не Ирвиш наследник вождя, я приняла ледяную магию и поменяла мужа. Слухи не удивляли в отличие от самих орчанок. Они такое поведение считали допустимым и оправданным! Жуть! А вот другие предполагали, что мои чувства к Ирвишу искренние и именно поэтому я отказываю Арвингу.
Утром у запруды, когда стирала вещи, мне посчастливилось стать свидетельницей диалога между женщинами.
— Глупая. — Покачав головой, крупная орчанка кивнула в мою сторону. — Арвинг такой мужчина!
Она
— Может, она любит Ирвиша? — робко спросила молоденькая орчанка.
Ну хоть одна здравомыслящая девушка!
— Авали? Слабого? — удивленно переспросила фанатка Арвинга и пристально посмотрела на меня, забыв о стирке. — Не может же она быть такой ксакани.
Одни боги знают, как я сдержалась и не выдала себя! Вот почему они все так относятся к Ирвишу? Он ведь старается для племени не меньше Арвинга. Производство молочной водки существенно увеличило казну. Работники его гальда улучшили свое материальное положение на зависть остальным. К тому же Ирвиш сильный маг, который верно защищает стан в случае опасности. Отчего столько презрения, а порой и открытой ненависти, я понять не могла.
Если перевод слова «ксакани» по контексту был более–менее понятен, и я провела параллель с «дурой», то «авали» меня заинтересовало. Все время, пока стирала, повторяла в уме незнакомое слово, чтобы не забыть и правильно произнести его при встрече с вождем. Он уже привык, что каждое наше занятие начинается с таких вот загадок, поэтому с улыбкой ждал от меня очередного вопроса. На этот раз он орку не приглянулся. Вождь нахмурился и не спешил отвечать.
— Это что–то плохое?
Он качнул головой.
— Авали переводится как полукровка. Думаю, речь шла о моем старшем сыне.
Я кивнула, и вождь недовольно нахмурился. Видно, эти разговоры ему не нравились. Я же начала догадываться, отчего так не любят Иривиша. Дело всего лишь во внешности. Бред. Ну подумаешь, клыков нет, не такой шкафообразный, как остальные, а ушки эльфийские. Наверно, его мама была очень красивой. Интересно, как она познакомилась с орком. Я заинтересованно посмотрела на вождя: а он полон сюрпризов! Так и не скажешь, что в этом степенном, уравновешенном, огромном, как скала, мужчине спрятана любовь к авантюрам и дух реформатора. Пойти наперекор традициям ради любимой женщины! Это поступок. Я просто восхищена. Вот бы Ирвиш унаследовал от отца хоть немного решимости. Вспомнила свое голубоглазое чудо, и сердце сжалось от тоски. Уже неделю он жил своей жизнью, отдельной от меня. Я ненавидела его и беспокоилась. Зажила ли его рана? Нет ли осложнений? Может, он там в бреду на подушках мечется, умирает, а я тут сижу и злюсь?
— Как он? — сдавшись под гнетом плохих предположений, спросила я.
Лицо вождя озарила довольная улыбка, даже хмуриться перестал. В его взгляде было столько заинтересованности, что я покраснела. Кажется, одним вопросом я открыла собеседнику все. Так глупо выдала себя!
— Рана затянулась.
Только услышав ответ, поняла, что затаила дыхание, ожидая его. Так. Нужно взять себя в руки.
— Это хорошо. Рада, что у него все хорошо, — как можно равнодушнее ответила, отводя взгляд. Руки привычно теребили пояс сарафана, а я нашла новый предмет изучения — стан. Рассматривая лабиринт шатров, давала себе передышку и надеялась на смену темы разговора.
— Так много «хорошо», — подметил вождь, и мои щеки вспыхнули еще сильнее. Я столько раз твердила про себя это слово, зовя в жизнь позитив, что казалось, уже сроднилась с ним. Прям как бедный Бэрримор с овсянкой! У меня «хорошо» было на завтрак, когда, просыпаясь, я искала взглядом любимого; на обед, когда в каждом мужчине я видела черты Ирвиша; и самая большая порция на ужин, когда мне казалось, что я слышу шаги орка.
Ненавижу овсянку и позитивное мышление. Все это такая чепуха!
— Я не заметил твоего презрения.