В одном шаге
Шрифт:
«Выносливый» с началом войны облюбовал в качестве своего флагманского корабля начальник 1-го отряда миноносцев, куда вошли исключительно корабли зарубежной постройки, такие же «350-ти тонные» тогда еще капитан 1-го ранга Матусевич, который не раз водил свои миноносцы в бой, и был ранен прямо на мостике в одном из столкновений с японцами. Но сейчас на тумбе около 75 мм пушки стоял капитан 2-го ранга Елисеев, сменивший произведенного в контр-адмиралы Николая Александровича. Только вчера Евгений Пантелеевич, еще не оправившись от полученного ранения, возвернулся на корабль, на котором сразу же подняли его брейд-вымпел. Остаться на берегу, когда эскадра пошла в бой на прорыв, на возможную смерть, офицер не мог, и не только из опасения, что его заподозрят в трусости (такое бы в голову никому не пришло), но движимый исключительно чувством долга. Ведь что такое боевые товарищи он знал не понаслышке, да и «золотое оружие» недавно получил.
Рядом с ним стоял командир миноносца, лейтенант Рихтер, опытный 36-ти лет от роду моряк, награжденный за храбрость
— Павел Александрович, если нашему адмиралу плевать на «нейтральность» порта, в который ушли японские корабли, то нам с вами и подавно не стоит заморачиваться политическими моментами. К тому же у нас есть письменный приказ командующего — найти и атаковать неприятельские корабли, где бы они сейчас не находились. Вот только огня из пушек не открывать, дабы не пострадало «мирное население», коего там нет, по большому счету. Но шальной снаряд есть шальной снаряд, и попасть может куда угодно. А нам зачем устраивать дополнительные хлопоты для дипломатов?
Евгений Пантелеевич усмехнулся, машинально коснувшись ладонью нагрудного кармана кителя, где лежал тщательно свернутый бумажный листок, полученный им от Матусевича. Сейчас Елисеев если не боготворил, то искренне восхищался своим командиром, который сменил столь вовремя погибшего Витгефта на мостике «Цесаревича» — и эскадра за считанные часы преобразилась. Пробудился давно позабытый «макаровский дух», и теперь никто не ломал голову, как сделать так, чтобы прорваться во Владивосток, избегая «решительного сражения». А ведь все пошли именно на бой, уходить из Порт-Артура никто не хотел, понимая, что флот просто бросает обреченный на скорую гибель в таком случае гарнизон крепости, который никогда не забудет и не простит такого предательства. Нет, если бы они просто вышли на бой, это одно, а вот удирать от неприятеля, причем до этого не дав тому ни одного сражения, совсем иное дело.
Все изменилось в одночасье этим вечером, с приказом Матусевича нанести неприятелю «решительное поражение», сближаясь с ним на короткую дистанцию, и обеспечить при этом прорыв броненосца «Победа» и крейсера «Паллада» на усиление отряда Владивостокских крейсеров. И все стало на свои места — про уныние и говорить не приходится, оно напрочь исчезло. Теперь все знали три задачи — надо одолеть врага, отправить в прорыв «Победу», и возвернутся обратно в Порт-Артур, помочь сражающимся на фортах солдатам. И что очевидно — ведь все выполнили с успехом, показав в бою самоотверженность. Пусть и не до конца — именно его миноносцам поставлена главная задача — сторицей отплатить неприятелю за первую ночь войны. И он шел с отрядом, чтобы напасть на неприятеля, и плевать, что гавань вроде как английская, главное для него, как и для других русских моряков, что именно туда ушли поврежденные японские корабли.
— Адмирал полностью прав, когда перед темнотой отдал по эскадре приказ об одержанной победе — неприятель ведь бежал от нас по большому счету. Бросив в атаку миноносцы и развернувшись на обратный курс, Того сам признал нашу победу, пусть в ней и не потоплено ни одного крупного японского корабля, кроме полудюжины миноносок. Но так и у нас нет потерь, и все задачи выполнены — и уже нет смысла бежать во Владивосток. Теперь эскадра начнет воевать должным образом — у нас появился адмирал.
Елисеев только вздохнул на горячие слова лейтенанта Рихтера — он сам думал точно также, и не находил себе места. Слишком горячим оказался денек, теперь нужно было его завершить достойно. За «Выносливым» следовали «Властный» и «Грозовой», все три миноносца французской постройки, по четыре трубы на каждом, поставленных попарно по носу и корме — характерный и узнаваемый силуэт. Еще два миноносца этого типа, бывшие в составе эскадры с начала войны — «Внимательный» и «Внушительный» — уже погибли. Тройку «французов» замыкали двое «русских» — «Бойкий» и «Бурный». Они были в полтора раза крупнее по водоизмещения «соколов», и кроме пушек несли три торпедных аппарата — к двум палубным поворотным добавили носовой неподвижных, и также по одной запасной торпеде на каждый. А вот с броненосцем «Победа» во Владивосток ушли три больших миноносца германской постройки — «Бесстрашный», «Беспощадный» и «Бесшумный». Эти «немцы» были чуть крупнее «французов», на один поворотный торпедный аппарат больше — три вместо двух — и вполне надежные машины. Восемьдесят тонн угля позволяли им проплыть полторы тысячи миль на экономическом ходу, но так еще с броненосца и крейсера по пути перенаправят на миноносцы еще угля, когда на тех ямы опустеют. На переход эти большие миноносцы, которых на Королевском Флоте именовали дестройерами, а на других флотах «истребителями» или «контрминоносцами», отправились только потому, что во Владивостоке единственный быстроходный крейсер «Богатырь» контр-адмирал Иессен посадил на мель, распоров тому днище. И все — ни одного нормального корабля для разведки не осталось, отправлять же маленькие миноносцы было предприятием крайне рискованным, в виду наличия у японцев тех самых «истребителей» с большой дальностью плавания. А с быстроходными крейсерами в русском флоте было плохо —
— Это «гарибальдиец» — две разнесенные к надстройкам дымовые трубы, посередине одна мачта — полная симметрия. Непонятно, «Ниссин» это, или «Касуга». А вон вроде еще один «японец», и больше размером — это мы удачно зашли на «огонек», оба броненосца тут.
— А вон и «Такасаго» у берега притулился, Евгений Пантелеевич. А за ним «Фудзи» — броненосец сильно в воду осел, под верхнюю палубу. Ах, ты, как хорошо, что мы тут их застигли.
— Пора склянки отбивать, Павел Александрович, полночь наступает, — Елисеев хищно оскалился, — устроим самураям «побудку»…
Как только не изгалялись пропагандисты в русско-японскую войну, делая «патриотические» лубки. И это только начало будущих пиар-технологий…
Часть вторая
«НА ВОЙНЕ ВСЕ ВАЖНО» 29–31 июля 1904 года Глава 16
— Сучий сын! Почему «Такасаго» не тонет?! Почему?!
Вопль рванулся из глубины души — настолько велико было потрясение Евгения Пантелеевича. «Властный» атаковал своего противника первым, и попал одной торпедой в «гарибальдийца» с расстояния в кабельтов — огромный столб воды взметнулся в небо, и буквально рухнул на броненосец итальянской постройки. И в этот момент «Выносливый» выпустил две торпеды в «Такасаго», как и предписывалось приказом командующего — стрелять с максимально близкой дистанции, выпуская сразу обе торпеды. И лейтенант Рихтер тут же приказал поворачивать к выходу из гавани, дав полный ход. Теперь нужно было «уносить винты», это перед атакой нужно идти на малом ходу, чтобы искры из труб не демаскировали корабль, но теперь скрытности нет, и единственный шанс на спасение заключается в большой скорости. Тут все взаимосвязано — чем быстрее небольшой кораблик вырвется из гавани и уйдет на расстояние свыше десяти, но еще лучше двадцати кабельтовых, и полностью исчезнет в темноте, тем меньше в него попадет снарядов из скорострельных противоминных пушек. А их на каждом корабле не штуки, десятки. От трехдюймовых до полутора дюйма калибра пушек, которые могут превратить борта в решето. Но самые страшные для любого миноносца стволы в 120 мм — попасть под их залпы очень не хотелось, а на «Такасаго» бортовая батарея из пяти таких пушек.
За спиной раздались два звучных взрыва, матросы радостно заорали, но спустя несколько секунд крики смолкли — Елисеев обернулся, и был не в силах поверить собственным глазам — японский крейсер стоял совершенно неповрежденный, именно враг. Тут не было ошибки — белые полоски на двух трубах, большие щиты на корме и носу крейсера, из которых торчали внушительные «бревна» стволов главного калибра — на крейсер водоизмещением всего четыре тысячи пятьсот тонн англичане поставили пару восьмидюймовых пушек, способных устрашить даже броненосный корабль. Вот только не взяли в расчет одно обстоятельство — боевой корабль является платформой для орудий, и чем она больше, чем меньше раскачивается, тем точнее стрельба. А тут две такие большие пушки, без которых можно было запросто обойтись, установив хотя бы шестидюймовые скорострельные орудия.
— Твою мать, да что это происходит?! Почему крейсер не тонет?!
Сейчас творилось что-то совершенно непонятное — Елисеев видел два вскипевших гейзера, что обрушились на крейсер, но тот, словно какая-то собака отряхнул воду, и выглядел вполне целехоньким. И более того, с него уже стреляли по русским миноносцам пушки, зажгли прожектор и ослепительно белый луч пополз по воде, освещая свинцовые воды Желтого моря. И тут же раздался новый взрыв, и по набирающему скорость миноносцу пронеслись радостные крики команды. На этот раз Елисеев увидел все в мельчайших деталях — прямо из воды, по центру «Фудзи» выскочил огромный столб воды, чуть выше верхушки мачты, и рухнул на корабль. Зрелище было настолько впечатляющее, что у команды не выдержали нервы, и матросы восторженно закричали. Однако Елисеев сделал 'зарубку в памяти — торпед должны были выпустить шесть, но взрывов было всего четыре, а это означало только одно — взрыватели отказали в очередной раз, слишком они капризные. Так что каждую самодвижущую мину нужно перед выходом хорошенько перебрать и подготовить, малейшая оплошность чревата нехорошими последствиями. К тому же из-за невнимательности минера можно выйти в атаку, выпустить торпеды и без толку напрасно рисковать и кораблем, и его командой — в бою любые случайности не только возможны, но и закономерны. А потому лучше их заранее предвидеть, чем потом сетовать…