В одном шаге
Шрифт:
— Это не то, о чем вы подумали — мы в море, и каждый погибший или тяжело раненный офицер или матрос, уже опытный и знающий, уменьшает возможность нашего долгого противостояния с врагом. И поверьте мне, или моему пострадавшему телу — любая возможность нанести врагу больший ущерб стоит двух кусков листового железа и тазика на голове. Если потери можно будет снизить таким простым способом, то к нему стоит немедленно прибегнуть, не думаю, что это неосуществимо.
— Вы абсолютно правы, ваше превосходительство, — вот теперь старший офицер посмотрел крайне серьезными глазами, без всякой насмешки в них. — Большинство ранений получено во время нахождения на верхней палубе, когда тушили пожары. Да и будь такая защита на офицерах, что находились на мостике, не было бы стольких погибших, раненных и
— Немедленно отдайте распоряжение в мастерскую, Дмитрий Петрович, пусть приступят к работам и сделают несколько образцов доспехов, — командир броненосца даже дернул подбородком, досадуя что не сообразил подобного раньше, тогда бы не случилось трагедии на мостике. Вот этим моментом Матусевич и решил воспользоваться.
— Обязательно изготовьте, а потом попросим адмирала Григоровича изыскать возможности и срочно изготовить для каждого броненосца хотя бы по сотне комплектов такой индивидуальной защиты. И без нее во время боя из-под прикрытия брони не выходить никому — от адмирала до сигнальщика. Представьте образцы, желательно нескольких видов на совещание флагманов и командиров — оно будет вечером, как только возвратимся в Порт-Артур. И доверьтесь мастеровым — они все сделают как нужно, русский матрос обладает смекалкой. А нам с вами нужно учитывать опыт войны, и смело вводить новшества, не дожидаясь распоряжений сверху, только руководствуясь здравым смыслом. Учтите, Адмиралтейство далеко, и любое наше предложение будет лежать в ворохе других бумаг месяцами. А потому всем нам действовать надлежит на месте, и быстро, надеясь только на самих себя. Порт-Артур заблокирован, так что, господа, мы должны сами изыскивать всевозможные способы. И все должны внести в наше общее дело свою лепту — и адмиралы, и офицеры, и матросы с мастеровыми. Все вместе выстоим!
Матусевич посмотрел на командира и старшего офицера — те поставленной задачей прониклись(чужая мысль тут как нельзя лучше подходила), да и нижние чины, что напряженно прислушивались к разговору начальства. Этот посыл адмирала все молниеносно уловили.
— Да, кстати — во время боя при совершении поворотов полупортики 75 мм противоминных пушек постоянно заливало, и это несмотря на то, что они были задраены. А что произойдет в бою, при отражении атаки миноносцев во время резкого маневра, да еще при крене?
— Черпанем воды, ваше превосходительство, — нервно отозвался командир броненосца, — я уже не раз докладывал, что противоминные пушки нужно убирать с батарейной палубы, и перенести их на верхнюю, вместо 47 мм орудий, которые можно отправить на сухопутный фронт. Порты же надлежит надежно прикрыть стальными листами, в три слоя, как сделали орудийные казематы на «Полтаве» и «Севастополе».
— Так и занимайтесь, здравый смысл и полезность прежде всего. К тому же с верхней палубы эти пушки гораздо больше пользы принесут, чем у самого уреза воды, когда стрелять из-за волнения проблематично. Поговорите с офицерами и командой, Николай Михайлович, поверьте, будет много весьма полезных предложений, люди ведь тоже переживают за дело…
Договорить Матусевич не успел — с броненосца стали стрелять противоминные пушки, вразнобой, и раздались крики:
— Минная атака с правого борта!
Повернувшись, адмирал увидел, как из начавшейся сереть «молочной» пелены тумана, края которой раздвинулись уже на три-четыре кабельтова, стали появляться одно-двух трубные приземистые корпуса приземистых корабликов, на флагштоках которых развевались хорошо знакомые всем русским морякам красно-желтые полотнища. И успел подумать, что оказался прав — японцы были где-то рядом и поспешили на звуки ночной стрельбы, по наитию выбрав правильный курс…
Глава 18
— Что, не понравилось,
Матусевич чуть ли не прорычал, разглядывая небольшие японские миноноски, которые лихо выскочили из предрассветного тумана. Вот только на броненосцы наготове стояли расчеты у всех противоминных пушек, да и башни были готовы открыть стрельбу сегментными снарядами в любую секунду. Все бодрствовали, хотя началась та самая «собачья вахта» — четыре часа утра, когда спать больше всего хочется. Но сейчас лето, пусть и вторая половина — ночи еще не продолжительные, светает рано. Да и возвращение домой нисколько не расслабило экипаж, наоборот, все прекрасно знали, что японцы обязательно бросят в атаку свои миноносцы, которыми кишмя кишели здешние воды, каждую ночь воды перед входом в Порт-Артур минировали. И орудия загрохотали, причем не только на «Цесаревиче», послышался грохот и с идущего следом «Ретвизана». Затем «заговорила» артиллерия «Севастополя» и «Полтавы» — попытавшиеся выйти в атаку вражеские миноносцы встретил буквально шквал огня. По ним стреляли из всех имеющихся стволов, за исключением главного калибра, потому что из двенадцати дюймов бить по миноносцам крайне неэффективно, лучше поберечь заряды.
— Все, капец котятам! Да, впечатляюще…
Результат оказался потрясающий — две миноноски буквально разнесло в клочья, на них взорвались котлы. Третья запарила, потеряв ход, но тут ухнула правая носовая башня — и в кораблик попал шестидюймовый фугас, второй дал всплеск прямо у носа. И этого хватило — миноноску разломило на две части, и они в течение полуминуты скрылись под водой. «Цесаревич» ощутимо накренило — в ходовой рубке переложили руль, начав поворот. За кормой тот же маневр начал проделывать «Ретвизан» — на всякий случай, а вдруг еще по выходу из тумана вражеские миноносцы свои торпеды начали выпускать, вахтенные этого могли и не заметить.
Но вроде ничего страшного не случилось, да и сигнальщики были настороже — не закричали о приближении торпеды. Матусевич машинально попытался вытереть пот со лба и рассмеялся, совершенно забыв, что перебинтован как мумия, и доставать из кармана платок не стоит. И повернувшись к командиру броненосца, произнес:
— Светает, Николай Михайлович, вроде ночь пережили, все шесть кораблей целы. Нет только крейсеров и миноносцев, но они должны подойти к самому Артуру. Так что можно ход увеличить до десяти узлов, хотя трубы в факелы превратятся, больше вряд ли наберем.
Матусевич посмотрел на свой флагманский броненосец, хмыкнул — тот имел вид корабля вырвавшегося из самого адского пекла — борта покрыты дырками и «оспинами» от разрывов, надстройки частично искорежены, фок-мачта держится на «честном слове» чуть покачиваясь, а трубы вообще превращены взрывами в сплошное непотребство — там даже не дырки, зияют огромные проломы. Да, удивительно, что в таком состоянии не только генеральное сражение прошли, но победили там японцев — а как иначе рассматривать их судорожное отступление под прикрытием самоубийственной атаки миноносцев. И то удивительно, что корабль остался боеспособным — артиллерия практически не пострадала, оба броневых пояса не пробиты, затоплений нет. По большому счету все эти повреждения страшны только на вид, режут глаз, как говорится, внимательному наблюдателю. Но на самом деле, за исключением несчастного «Пересвета», которому досталось больше всех, все остальные броненосцы пострадали меньше «Цесаревича». Но так и японцы стреляли в первую очередь по флагманским кораблям, стараясь их поскорее выбить, как и русские по «Микасе».
— Угля больше потратим, с пустыми ямами придем, но двенадцать узлов на пару выдать сможем, ваше превосходительство. Тогда вовремя придем, еще прилив будет, и сможем пройти в гавань, иначе следующего утра дожидаться на внешнем рейде придется.
— К черту такое удовольствие — нам ремонт нужен, угля пока хватает, — Матусевич отмахнулся, но тут в голову пришла настолько безумная чужаямысль, что Николай Александрович ошалел, и даже помотал головой, пытаясь ее отогнать. Но куда там — та словно вбитым гвоздем прочно засела, тем самым, который кувалдой забивают насмерть. И состояние такое, будто крутым кипятком ошпарили в горячей бане. И видимо лицо адмирала в этот момент перекосилось, так что командир броненосца немедленно спросил с прорезавшимся беспокойством в голосе: