В одном шаге
Шрифт:
— Вам не кажется, Роман Исидорович, что таких странностей слишком много? Вот дневник погибшего контр-адмирала Витгефта, так случилось, что тут он дает объяснение, почему не отозвали пароходы с моря, и их там захватили японцы. И почему был погублен «Варяг», исходя из каких расчетов. Вообще, у меня порой складывается ощущение, что все время происходят какие-то непонятные странности, более того — то ли это умопомрачение, или самодурство, а может быть приступ ничем не объяснимого идиотизма. Знаете, как один умный человек однажды высказался — в России нет страшней беды-напасти, чем идиот, дорвавшийся до власти. А чем объяснить то, что во Владивостоке контр-адмирал Иессен решил в тумане отправиться на какое-то совещание на «Богатыре», и усадил тот на камни. В результате наш лучший быстроходный крейсер теперь надолго вышел из строя. Он что не мог на миноносце сплавать? Или вот еще пример — в Дальнем подорвался крейсер «Боярин» и его бросил командир — несчастный
— Таких непонятных случаев много, Николай Александрович — сразу по приезду командующего Маньчжурской армией из Порт-Артура увезли по его распоряжению двухмесячный запас продовольствия, и тут же телеграммой из Петербурга нам запретили забирать зерно из пакгаузов Дальнего, хотя оттуда его уже было вывезти морем в какую-либо страну невозможно. Но ведь зерно и фураж можно было отправить железной дорогой в Ляоян на питание войск. Но вместо этого его оставили неприятелю, который захватил город неразрушенным. И таких случаев действительно много, это режет глаз.
Кондратенко говорил осторожно — хотя у него на душе накипело, как и у адмирала, но неосторожные слова могли подслушать, хотя железная дверь адмиральского салона была плотно прикрыта, задраена, как говорят на флоте. Ведь они сейчас говорили о том, что могло сильно испортить карьеру обоим, и за меньшее порой со службы в отставку отправляли. Но тут моряк усмехнулся и произнес совсем крамольные слова:
— Это Россия, Роман Исидорович, у нас трудно понять, где кончается самодурство, и начинается измена. И то, и другое, очень сильно похожи друг на друга, порой неотличимо, но по своим последствиям одинаково. И беда в том, что ни самодуров, ни изменников притянуть к ответу в обычных условиях невозможно. Но мы с вами, я подразумеваю армию и флот, в условиях осажденной крепости, и генерал-лейтенант Стессель имеет прекрасную возможность вписать свое имя в историю. Если крепость падет, и он подпишет капитуляцию, то на него навесят всех дохлых собак, если же удержит ее, то станет героем на все времена. Но сам по себе устоять Порт-Артур не имеет возможности — тут нет ни людей, ни запаса продовольствия. До весны дотянуть можно на голодном пайке, но не больше, да и боеприпасов не хватит. Помощи никто не окажет — пока генерал Куропаткин в Маньчжурии, армия будет терпеть поражения. Так что воленс-ноленс, но спасение утопающих дело рук самих утопающих, и нам нужно самим проявить должную энергию и обеспечить возможности сопротивления хотя бы до лета следующего года. А там с подходом 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Рожественского ситуация на море изменится кардинально. Остается только найти этот способ к спасению и начать действовать. Ведь так?
Генерал испытал облегчение — слишком близко они подошли к опасной теме, ведь оба присягали императору, а тут стали сомневаться в его выборе руководства армией и флотом. Вернее, в их компетентности, а это напрямую подрывает те принципы, на которых строится устройство вооруженной силы государства. Но вот с заключительными словами Матусевича Роман Исидорович был полностью согласен — подобные мысли ему высказывал в приватных разговорах и погибший адмирал Макаров, хотя крамольных речей Степан Осипович никогда не вел. И потому решительно сказал:
— Оборонять три версты перешейка фронта, да еще под плотным прикрытием собственной артиллерии гораздо легче, чем тридцать верст. Мы сможем установить пушки колесо к колесу — по сотне стволов на версту. Да еще при поддержке корабельной артиллерии — проломить такую оборону противник никогда не сможет. Запасы вражеской армии в Дальнем огромны, да и наших припасов там много осталось. А потому захват порта и города обеспечит наши войска всем необходимым на год осады, а то и дольше, если потребуется. Так что я всецело поддержу ваше решение захватить Дальний атакой с моря и высадить там десант. Но хватит ли у флота решимости и возможностей перевезти сразу три полка — это все части, что у нас есть в резерве? С меньшими силами удержать город просто невозможно — генерал Ноги сразу же развернет свои дивизии и попытается отбить утраченное. Ведь его армия фактически окажется в окружении.
— Ее надо уничтожить — ведь потеряв склады, японцы не смогут долго вести бои — у них просто закончатся боеприпасы. С продовольствием они вопрос решат быстро — реквизируют все у китайцев, и это очень хорошо…
— Что здесь хорошего для нас, Николай Александрович, если они обеспечат себя местными ресурсами, как говорится «подножным кормом»?
— А тем, что они окончательно озлобят местное китайское население, которое мы сможем потом отмобилизовать, и влить в поредевшие роты по несколько десятков китайцев. И тем самым получим пополнение, которое найдем чем вооружить и обмундировать. Вот я сделал наброски плана, Роман
— Генерал-лейтенанту Стесселю тогда придется завтра или принимать этот план, или отвергнуть его, время ведь поджимает…
Контр-адмирал Иессен недаром носил на флоте нелицеприятное прозвище «крейсерская погибель». Первым посадил на камни «Богатырь», в результате корабль простоял до конца войны в ремонте. За этим первым случаем потянулась страшная цепь последствий, при самом деятельном участии этого «флотоводца». В результате чего из четырех крейсеров ВОКА к майским дням 1905 года, когда они были очень нужны для помощи 2-й Тихоокеанской эскадре, в строю остался только один крейсер, и то в те дни в неисправном состоянии…
Глава 22
— Господа, только что пришла новая телеграмма из Мукдена от его высокопревосходительства наместника Его Императорского Величества адмирала Алексеева. Как вы знаете, позавчера наша эскадра по именному повелению государя-императора Николая Александровича вышла из Порт-Артура и дала неприятелю в Желтом море сражение…
Командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Скрыдлов обвел взглядом собравшихся в салоне флагманской «России» командиров крейсеров. Шел первый час ночи 30 июля, и вот уже двенадцать часов на кораблях отряда шли лихорадочные работы, русские моряки торопились подготовить их к выходу в море, на все про все у них еще оставалось четыре часа. Трагизм ситуации был в том, что отряд возвернулся из долгого похода, на «России» перебирали машины, на «Громобое» и «Рюрике» только закончили чистить котлы. Сообщение о прорыве, начавшимся утром 28 июля пришло с запозданием больше чем на сутки — вчера сразу после полудня. Наместник приказывал немедленно выводить в море крейсера, чтобы успеть подойти к восточному входу в Цусимский пролив рано утром, и встретить прорывающуюся эскадру. И начался сумасшедший аврал, причем никого подгонять не пришлось — бросить своих товарищей в беде было в глазах русских моряков натуральным кощунством, и несомненным предательством. Люди буквально жилы на себе рвали, загружая на крейсера боекомплект, уголь, припасы. Все делалось в чрезвычайной суматохе, нужно было закончить погрузку в чрезвычайно короткий срок, крейсера ведь не миноносцы, им не часы нужны на подготовку, счет идет до нескольких суток.
— В ходе ожесточенного боя с неприятелем погиб командующий нашей эскадрой контр-адмирал Витгефт, — Скрыдлов тут встал со стула и перекрестился, его примеру последовали адмиралы Безобразов и Иессен, все сидевшие в салоне офицеры. Скорбно постояв минуту, все по жесту командующего флотом уселись обратно на стулья. Николай Илларионович продолжил говорить, стекла пенсне блеснули в тусклом свете электрической лампочки.
— При этом взрыве ранен находящийся вместе с ним начальник штаба контр-адмирал Матусевич, который принял командование. Отказавшись от прорыва всей эскадрой, новый командующий решительно навязал неприятелю генеральное сражение, которое длилось до позднего вечера. И закончилась битва тем, что неприятельский флот бежал из Желтого моря, прикрывшись атакой миноносцев, в которой было нашими кораблями потоплено не меньше полудюжины сегментными снарядами шестидюймовых пушек и огнем противоминной артиллерии. Может и больше, но шесть достоверно — взяты пленные, спасли два десятка японцев. Далее наш флот начал решительное преследование неприятельских кораблей, и настиг ночью один из вражеских отрядов у входа в английскую базу Вей-Хай-Вей…
Напряжение нарастало, глаза всех буквально прикипели к листам бумаги, что лежали перед командующим, но тот не торопился говорить, отпил воды из стакана — все же Скрыдлову было шестьдесят лет, самый пожилой из присутствующих моряков. Хотя на год младший его вице-адмирал Безобразов выглядел куда старше, но он с трудом преодолевал терзающую его неизлечимую болезнь, и каждый выход в море давался теперь ему с чрезвычайным напряжением всех душевных и физических сил.
— В ходе ночной атаки нашими миноносцами были торпедированы броненосцы «Фудзи» и «Ниссин», тяжело поврежденные в дневном бою, и сели на грунт прямо в базе. Крейсер «Хасидате» получил самодвижущую мину в борт, и перевернулся, затонув на большой глубине. Но успел потопить миноносец «Бурный» команда которого была спасена. Также серьезно поврежден в дневном бою крейсер «Такасаго» — судя по всему, корабль пришел в Вей-Хай-Вей только в виду невозможности последовать вместе с броненосцами вражеской эскадры в Сасебо. Наши броненосцы, отразив ночные атаки вражеских миноносцев, и утопив с полдесятка миноносок, вернулись в Порт-Артур, несмотря на то, что адмиралы Матусевич и Рейценштейн получили ранения, а корабли достаточно серьезные повреждения. Однако, кроме «Бурного», потерь в составе не имеется…