В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
— Вы, товарищ лейтенант, не обижайтесь на капитана. Золотой души человек, — сказал Селезнев.
— А что же он набросился на меня?
— Это он с горя. Уж очень жалко ему этот мост. Ведь наш капитан по специальности — инженер-мостовик. До войны строил мосты и тоннели, а тут, как нарочно, получилось так, что к этому мосту капитан имел какое-то отношение. Не то диплом в институте по нему защищал, не то диссертацию. Под горячую руку вы ему попались, товарищ лейтенант.
— Так вы что — только охрану моста этого песете или… — спросил Казаринов, который до конца еще не уяснил себе,
— Если б только охраняли… — вздохнув, ответил Селезнев. — Мы только и делаем, что мосты взрываем. Уже взорвали пять таких и два еще поболе, чем этот. Мы никому не подчиняемся, окромя штаба фронта. А вы этого не поняли и пошли в амбицию. А капитан у нас — порох.
— И давно здесь стоите? — Теперь Казаринову была понятна нервозность капитана.
— Почитай, больше месяца… Думали, что уж этого мы рвать не будем. А оно вишь как получается, Вы не заметили, что капитан наша весь седой? А когда закладывали тол под первый мост, он был, как и я, чернявый. И взгляд был не такой колючий. Ночами почти не спит. Все курит и курит… Ну ладно, пошли… Я бычок пока заплюю. Еще разочка четыре курну, когда вас сдадим. — Селезнев аккуратно загасил самокрутку и положил бычок за отворот пилотки, которая, как успел заметить Казаринов, когда было еще светло, в нескольких местах желтела подпалинами. — Не обижайтесь, товарищ лейтенант. Разрешили бы нам угостить вас молоденькой кониной — мы бы вас от пуза накормили.
— Где раздобыли-то? — спросил Казаринов, идя следом за Селезневым.
— О, этого добра у дороги — хоть отбавляй.
— Раненых лошадей подбираете или строевых режете? — чтобы не молчать, спросил Казаринов.
— Само собой, раненых. Ездовых не губим. И все срезает распроклятущая «рама». А стрелять по ней не разрешают.
Миновали трех часовых, пока Казаринова довели до штабного блиндажа полковника Реутова.
Слушая сбивчивый рапорт Селезнева, Реутов так сморщился, словно его простреливало в пояснице. Рядом с начальником штаба сидел подполковник Воскобойников — начальник связи дивизии.
Приказав красноармейцам-конвоирам минут десять «подышать свежим воздухом», Реутов подошел к Казаринову.
— Ваше предписание! — резко проговорил полковник, подозрительно оглядывая Григория. Потом кивнул в сторону связного, сидевшего рядом с телефонистом у печурки, и приказал: — Немедленно позови лейтенанта Сальникова!
Григорий положил на стол письменный приказ о подготовке к взрыву моста через Днепр.
— Почему написан от руки?
— Там, где писался этот приказ, нет не только пишущих машинок, но даже чернил, а потому писали химическим карандашом. — Казаринов протянул Реутову удостоверение. Тот долго рассматривал его, несколько раз бросив при этом пристальный взгляд на лейтенанта.
— Кто вас послал с этим заданием? — спросил Реутов.
— Непосредственно мой командир полка. Но сам приказ о подготовке моста к взрыву исходит от командарма генерала Лукина. Так мне было приказано доложить при необходимости.
— От командарма девятнадцать? — На листе бумаги, лежавшем перед ним, Реутов крупно вывел: «К-арм 19 Лукин».
— От командарма девятнадцать, — твердо ответил
— Какое же отношение имеет к нам генерал Лукин, командарм Западного фронта, когда наша дивизия входит в состав Резервного фронта? Это во-первых. Во-вторых: да будет вам известно, лейтенант, мост через Днепр находится в полосе обороны нашей дивизии.
— Я получил приказ, товарищ полковник, и выполняю его так, как предписывает мне воинский долг! — твердо ответил Казаринов. — Если получилась несогласованность на уровне выше, чем взвод — а я командую саперным взводом, — то в этом не моя вина. И прошу вас написать письменно то, о чем вы только что сказали мне устно.
— Зачем?
— Должен же я как-то объяснить командиру полка невозможность выполнения приказа командарма девятнадцать.
— Вы, случайно, не в курсе дела, лейтенант, сколько еще полков и подразделений вашей армии находится по ту сторону Днепра? — спросил Реутов и кивнул вошедшему в блиндаж лейтенанту Сальникову, приглашая его сесть.
— Повторяю, товарищ полковник: я всего-навсего командир саперного взвода.
— А ваши впечатления? С вашего, лейтенантского, уровня? — Доверительным тоном Реутов старался вызвать Казаринова на откровенность.
— По ту сторону Днепра идут беспрерывные, тяжелые бои. Есть батальоны, в которых осталось по тридцать — двадцать человек.
Реутов соединился но телефону с генералом Веригиным и доложил ему, что командарм девятнадцать снарядил группу саперов для подготовки моста к взрыву.
— Какого черта его готовить, когда мост уж подготовлен к этому скорбному мгновению! Один поворот рукоятки подрывной машинки — и от него ничего не останется! — гремел в трубке голос генерала.
Казаринов, стоявший рядом с телефоном, отчетливо слышал слова командира дивизии.
— Вот в том-то и дело! — бросил в трубку Реутов. — А они, видите ли, пожаловали даже не с пустыми руками. Три с половиной пуда взрывчатки приволокли.
Казаринов стоял затаив дыхание: боялся не расслышать ответ генерала.
— Объясните лейтенанту, что вопрос о взрыве моста будет решать не Лукин, а штаб фронта! — неслось из трубки.
— Я ему только что объяснил. Он просит от меня письменного подтверждения нашего ответа.
— Никаких подтверждений!.. У нас штаб воинского соединения, а не нотариальная контора! Утром я свяжусь с генералом Лукиным, и мы решим — кто, когда и по чьей команде будет взрывать мост.
— А что делать с лейтенантом? С ним еще три красноармейца.
— Направьте всех в распоряжение капитана Дольникова! Он был у меня сегодня. В его команде осталось меньше половины бойцов, — звучал в трубке голос генерала Веригина.
— Так нельзя, товарищ генерал. Все четверо числятся в другой армии другого фронта, — пытался объяснить невозможность такого решения Реутов.
— В нашей ситуации — все можно. С Лукиным о переводе я договорюсь. Тем более они получили задание выполнить то, во имя чего к нам прислали спецкоманду из РГК. К тому же усилим охрану моста. Немедленно отправьте их к Дольникову и зайдите ко мне!..