В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
— Какую конкретную задачу поставим перед четырьмя усиленными ротами прикрытия? — не поднимая головы от блокнота, спросил Реутов.
— У них будут две задачи: первая — использовать все возможное и невозможное, чтобы до завтрашнего утра не пропустить противника на левый берег Днепра. Второе — ни в коем случае не допустить разминирования противником наших минных полей.
— Как будет двигаться на Вязьму штаб?
— Вместе с войсками. В боевых порядках.
ГЛАВА XXV
Казаринов лежал на соломе, постеленной на земляном полу железобетонного
«Стоит всего лишь один раз крутануть рукоятку этой адской машинки — и мост взлетит на воздух», — подумал Казаринов, и ему стало не по себе от пришедшей в голову мысли.
«Нет, Иванников не мог прозевать ночью вторую колонну госпитальных машин. Он в курсе дела. Хотя я его об этом специально не просил, но он знает, что последние две ночи я не сплю в ожидании этих машин».
Тревожно-нудный зуммер телефона заставил Григория вздрогнуть. Положив перед собой бинокль, он взял трубку. Звонили из штаба дивизии. Полковник Реутов справлялся об исправности электросети и бикфордовой подводке.
— Обе подводки — огневая и электрическая — в полной готовности, — доложил Григорий и, затаив дыхание, приготовился слушать указания начальника штаба.
— Получил ли капитан Дольников письменное приказание генерала Лукина взрывать мост по команде штаба дивизии?
— Получил час назад, товарищ полковник.
— Вы лично уяснили свою задачу?
— Уяснил. А мой перевод в подрывную спецкоманду вы согласовали с моим командованием?
— Все согласовано, лейтенант. И запомните: все мы воюем в одной армии. А ту бумажку, с которой вы прибыли к нам, на всякий случай сохраните. О серии цветных ракет забудьте. Команду на взрыв буду давать я. Только я или генерал Веригин. Поняли?
— Понял, товарищ полковник.
— Следите за кабелем в штаб. Возможны обрывы. Держите для этого специально двух-трех связистов.
— Будут выделены, товарищ полковник! — бросил в трубку Казаринов, когда на другом конце провода уже был дан отбой.
Григорий взял бинокль, поудобнее улегся на отсыревшей соломе и продолжал наблюдение за мостом и за автострадой по правую сторону Днепра.
Оба берега в районе моста были исклеваны и изрыты бомбами, снарядами, минами… А мост стоял целехонек. Щадили его и немцы. Он им был очень нужен, чтобы без задержки, форсированным маршем, не возводя неустойчивых понтонных переправ, двигать свои танковые и мотомеханизированные дивизии и корпуса через Днепр. А там несколько ошеломляющих по своей тактической неожиданности и неразгаданности танковых клиньев во взаимодействии с бомбардировочной и штурмовой авиацией — и армии группы «Центр» будут у стен Москвы. Этого наступательного порыва немецких войск требовало верховное главнокомандование вооруженных сил Германии. Такой ритм войны был задан изначала стратегическим планом «Барбаросса», к этому вынуждала надвигающаяся русская зима, которая в планах блицкрига
Если первые две недели позиционной войны на рубеже Днепра в душе капитана Дольникова еще жила смутная надежда, что мост удастся сохранить, то последние дни эта зыбкая надежда таяла с каждым часом.
Правобережье Днепра покидали последние группы и батальоны дивизий 19-й и 30-й армий.
По семь-восемь раз в день приходилось саперам Дольникова после налетов штурмовой авиации восстанавливать порывы электрокабелей, протянутых от бетонированного дота до ферм и пролетов моста, где были заложены внушительные «порции» тола.
Сегодня утром капитан Дольников сообщил своим бойцам, что дивизия, которой придана их спецкоманда, получила приказ отходить на Вяземский рубеж обороны. Вместе с 282-м стрелковым полком после взрыва моста будет выходить из окружения и команда Дольникова. На Днепре, как стало известно Казаринову, по приказу командира дивизии были оставлены четыре усиленные роты двух стрелковых полков. Свои боевые позиции эти четыре роты занимали ночью по обе стороны автострады, где врылся в землю 282-й полк, на довольствии у которого состояла подрывная команда.
Как ни всматривался Казаринов в идущие через мост машины — тех, долгожданных санитарных машин с крестами на бортах все не было. Уже проползли армейские обозы, пронесли на плечах своих катушки кабелей связисты, догоняли свои дивизионы отставшие орудия, которые не столько тянули взмыленные и исхудавшие лошади, сколько толкали плечами измученные бойцы.
А тут, как назло, не выходил из головы разговор с матросами из дивизионов тяжелых орудий. Они пришли сегодня утром, когда было еще темно. Пришли за взрывчаткой. Старшим из четырех черноморцев был уже немолодой старшина 2-й статьи с двумя шевронами на рукаве бушлата. Прочитав записку полковника Реутова, в которой начальник штаба приказывал остатки взрывчатки и бикфордова шнура передать морским артиллеристам, Дольников спросил: зачем им понадобилась взрывчатка? Здоровенный матрос с шевронами на бушлате, как в бездну глядя в глаза Дольникову, мрачно ответил: «Будем рвать свои души, капитан…»
По ответу старого комендора Дольников понял, зачем матросам понадобился тол и почему из-под золотых букв на лентах морских бескозырок на него смотрели глаза, в которых стыло горе и безысходное отчаяние.
Вот и сейчас эти глухие беспорядочные взрывы, доносившиеся откуда-то справа… При разрыве снаряда и бомбы звук бывает совсем другой. А этот — глухой, как задавленный гром..
«Матросы рвут тяжелые орудия…» — подумал Казаринов, и перед его глазами возникла фигура комендора-гиганта с шевронами на бушлате.
Точно такие же звуки взрывов доносились сзади и слева. Это рвали орудия в другом дивизионе…
«Наверное, зря я вчера разоткровенничался и рассказал Дольникову о Галине, о том, что она военврач в армейском госпитале по ту сторону Днепра, и о том, что ее санитарная машина еще не пересекла мост».
Сегодня с самого утра капитан нет-нет да посматривал на Казаринова с каким-то особым значением. Догадывался, что Григорий не находит себе места: Галина еще на том берегу. А сегодня к вечеру, пожалуй, и на этом берегу будут немцы. Четыре роты — разве это заслон для бронированной армады? Если даже мост будет взорван, к утру немцы наведут понтонный.