В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
— Видишь, лейтенант?! — неслось из трубки.
— Вижу. С первой волной идут четыре девятки «юнкерсов». За первой идет вторая волна. Первая выходит на бомбежку.
— Жди, лейтенант, моей команды!.. Если в случае прервется телефонная связь…
Первые бомбы разорвались по обеим сторонам моста левобережья. Конец фразы Реутова Казаринов не расслышал: захлестнули разрывы тяжелых авиабомб. Григорий положил телефонную трубку и подполз в угол дота к Иванникову, который, обхватив голову руками, неподвижно лежал ничком, плотно прижавшись к холодной бетонной стенке. Ничком
Так продолжалось минут десять. Волны бомбардировщиков, одна сменяя другую, бомбили полосу обороны дивизии. Одно непонятно было Григорию: зачем столько взрывной силы брошено на окруженную дивизию?
Когда кругом все стихло и в голове стоял неприятно-тошнотный звон, Казаринов и Иванников, прижавшись друг к другу, еще некоторое время лежали неподвижно. Первым заговорил Казаринову.
— Ну как, Петро? Хорош был концерт?
— Концерт был ничего, только вот в голове стоит колокольный звон.
Григорий подполз к амбразуре и посмотрел на мост. Он по-прежнему, словно заговоренный, стоял целехонек и невредим. Вся левобережная равнина по обе стороны моста зияла черными кратерами воронок. Окопы, где заняли позиции четыре усиленные роты арьергардного заслона, казались мертвыми. Отмеченная колышками линия залегания кабеля, идущего к мосту, в некоторых местах чернела глубокими черными воронками.
Казаринов вскинул бинокль и, чтобы убедиться в тревожной догадке, проглядел отмеченную колышками линию кабеля до самого моста. «В четырех местах от провода ничего не осталось… Теперь вся надежда на огневой вариант взрыва. Но не поврежден ли детонирующий шнур? И живы ли Вакуленко, капитан и бойцы, что засели рядом с мостом?»
Казаринов снял трубку и принялся крутить ручку телефона. Телефон был мертв. Как ни дул, ни кричал он в трубку — телефон молчал.
— Что вы, товарищ лейтенант?! Хотите, чтоб он работал после такого светопреставления! — сказал Иванников, ведя бинокль вдоль левого берега, искореженного до неузнаваемости. А Казаринов, словно вымещая свою злость на мертвом телефоне, продолжал крутить рукоятку и дуть в трубку. — Товарищ лейтенант!.. Взгляните!.. Кажется, это госпитальные машины!.. Целая колонна!.. На скорости идут к мосту!..
Казаринов выхватил из рук Иванникова бинокль и поднес его к глазам. Руки Григория тряслись, перекрестие бинокля никак не попадало на шоссе. Но вот наконец перекрестие заплясало над цепочкой санитарных машин. Одна, две, три, четыре…
— Вижу восемь машин!.. В предпоследней — Галина!.. Она сидит рядом с шофером!..
— Сколько, по-вашему, им осталось до моста, товарищ лейтенант?
— Километр, не больше… Но почему еле ползет головная машина? Задерживает всю колонну!..
— Понятное дело, ведь раненых везут, а дорога, взгляните, — вся в воронках, — проговорил Иванников, словно стараясь оправдать шофера головной машины. — Все с красными крестами?
— Все
Полковник Реутов и капитан Дольников втиснулись в блиндаж так неожиданно, что Иванников, который хотел что-то сказать, откатился от Казаринова и уступил место у амбразуры командирам.
— Какого черта у вас до сих пор не починен телефонный кабель?! — зло проговорил Реутов и тяжело плюхнулся на солому рядом с Казариновым. — Дайте бинокль, лейтенант!
Григорий протянул бинокль Реутову.
— Электрокабель к мосту перебит! Вы это знаете?! — Полковник чертыхнулся и остановил бинокль на колонне санитарных машин.
— В четырех местах. Связисты устраняют обрыв.
— И какого черта до сих пор прохлаждалась медицина?! — сердито выругался полковник. — Им бы нужно удочки сматывать первыми, а они до сих пор тащатся как черепахи…
— А куда же им было девать раненых? — вмешался в разговор капитан Дольников и, многозначительно посмотрев на Казаринова, кивнул в сторону колонны: — Здесь?
— Здесь… — ответил Григорий и почувствовал, что вопрос был задан не праздно. Даже в том, как было сказано это «здесь», звучала искренняя товарищеская обеспокоенность и тревога.
— В какой?
— В предпоследней.
— Подождем, только как бы… — Дольников перевел взгляд на Реутова, который продолжал смотреть в бинокль и, беззвучно шевеля губами, посылал ругательства в сторону медленно ползущей колонны санитарных машин.
— Не хватало, чтоб тылы армейского госпиталя притащили на своем хвосте на наш берег немецкие танки! А они, чует моя душа, должны быть вот-вот, на подходе, — продолжал бесноваться Реутов. — Неужели нельзя поскорее устранить обрыв кабеля?! Неужели во всей команде осталось четыре бойца? Да и те копошатся как сонные мухи!.. — Реутов положил перед собой бинокль и посмотрел на Иванникова так, что тот поежился. — А этот что здесь кантуется?
— Иванников, на обрыв кабеля! — распорядился Дольников, и Иванников, взяв чемоданчик связиста, вылез из дота. — Это лучший боец команды, товарищ полковник, — сказал Дольников. — Я его поставил к подрывной машинке. Он был на своем посту.
— Сейчас место каждого солдата там, где тонко и где рвется, — резко бросил Реутов и снова поднес бинокль к глазам.
Головная машина колонны подходила к мосту. Последняя, восьмая, была от головной больше чем в полукилометре.
— Растянулись, как пошехонцы!.. — нервничал полковник, ерзая локтями по сбившейся соломе. — Где ракетница?
— Рядом с вами, слева, — ответил Дольников и положил рядом с ракетницей две коробки патронов.
— Какой сигнал обусловили?
— Две красные, третья — синяя.
— Ну и нагородили!.. Целый светоконцерт!..
— Чтобы не было ошибки, товарищ полковник. Нервы у бойцов на пределе. И потом уже проверено на опыте: одну ракету можно не заметить.
Казаринов не спускал глаз с предпоследней машины колонны. И вдруг мелькнула мысль: не попросить ли у полковника разрешения выйти к мосту и встретить колонну… Хотя бы только рукой помахать, встретиться взглядом… Кто знает, что ждет впереди обоих…