В опале честный иудей
Шрифт:
Это мнилось отсрочкой от тех преследовавших мое воображение мусорных ящиков, поглощавших рукописи, от вероятности чего все у меня внутри сжималось... А может быть, больше, чем отсрочкой, - и спасением от них?..
Но судьба смилостивилась над творениями Ал. Соболева. Я не хочу ссылаться на поднадоевшее «рукописи не горят»... Просто судьбе, Богу было угодно, чтобы остались живы, дошли до людей строки, без которых, ссылаясь на Л.И. Тимофеева, не познакомились бы они с честным, правдивым, талантливым поэтом.
Я - СОБСТВЕННИЦА ТРЕХКОМНАТНОЙ КВАРТИРЫ!
Предвижу: обвал негодования вызову на себя, признаваясь, что симпатизирую Анатолию Чубайсу. Каюсь: симпатия
Деловые отношения оформили договором с обозначением прав и обязанностей сторон, я вручила издателям полагающуюся сумму стоимости издания. По абсолютной неопытности допустила промах, конечно. И могла бы нажить кучу неприятностей, не пошли мне всемилостивейшая судьба, наверно за мое беспредельное желание сделать благое дело, встречу с отличным человеком, будущим редактором сборника стихов, Ириной Леонидовной Макаршиной, милой Ирочкой, умницей, немножко озорной и злой на язычок, неизменно приветливой, приятной в общении. Она годилась мне в дочки по возрасту, но уже имела двадцатилетний редакторский стаж (редактировала, работая в издательстве «Искусство», как рассказала с гордостью мне позже, книгу стихов Осипа Мандельштама). При всем ее чудесном ко мне отношении редактором она себя проявила не очень-то сговорчивым, но требовательным и, пожалуй, порой слишком горячим в отстаивании своей точки зрения. Я не отвечала на ее строгости ангельской уступчивостью. Когда речь заходила о поправках, покушающихся на смысл стиха, «сдвинуть с места» меня было почти невозможно. Тем более в угоду не необходимости, а вкусу. Мы ссорились, засыпали друг друга аргументами «за» и «против», горячились - без брани! Мы являли собой высший класс дипломатии в умении договариваться, сближать интересы, добиваясь лучшего звучания стихов Ал. Соболева, по нашим меркам, конечно. А он, я уже говорила, отличался иногда небрежностью в стихах, откладывая их доводку «на потом». Зная это, в редактировании поэзии Ал. Соболева обе мы свято придерживались объединяющего нас правила: «Не навреди!» И свое уважение к труду Ал. Соболева Ирина распространила на весь последующий выход книги. Это она, Ирочка, заставила сотрудников ЕКА раздобыть для книги очень хорошую бумагу. Это она, пользуясь давним добрым знакомством с выдающимся художником-оформителем книг В.В. Медведевым, упросила его, а он согласился - спасибо и нижайший поклон ему за уважение Ал. Соболева - приехать ко мне домой и лично отобрать весь необходимый материал для оформления, для лучшего вида будущего сборника. По его желанию были обработаны несколько любительских фотоснимков Ал. Соболева. Он согласился с моим желанием поместить в самом начале сборника фотографию поэта за самодельным столиком в саду у озёрского дома вместе с его «соавтором» - котом, который, стоило Александру Владимировичу сесть за стол, появлялся невесть откуда и садился рядом с листами бумаги... Сидел и «подсказывал» поэту стихотворные строки...
Это она, Ира, настояла на включении в поэтический сборник Ал. Соболева раздела «Кошкиниана» с моими рисунками - интерпретацией жизни поэта и его супруги посредством контурных изображений кошек, попадающих в разные комичные положения. «Кошкиниана» имела право стать частью книги Ал. Соболева, так как непосредственно касалась его персоны. И придавала книге своеобразное настроение.
...Вот уже семь лет, последние дни каждого уходящего года словно покрыты для меня траурным флёром: в память . об Ирочке, моем, увы, кратковременном друге, жертве тяжелого, неизлечимого недуга...
После продолжительного и подробного рассказа о жизни поэта Ал. Соболева пришло наконец время сообщить: первый и единственный сборник его стихов, названный «Бухенвальдский набат. Строки-арестанты» увидел свет спустя десять лет после смерти автора, без малого через 40 лет с той поры, как ставшая знаменитой
Поменявшие не убеждения, не моральные принципы, а одежду ближе к европейской, благополучно перекочевавшие в демократическую систему «опекуны» Ал. Соболева, пользуясь провозглашенными свободами, приступили, молча и незаметно, к «похоронам» и «Бухенвальдского набата». Песня, которой по ее нацеленности, общественно-политическому значению вообще не дано быть забытой, перестала звучать по радио, исполняться широко, как прежде. Создавалось впечатление, что от нее стали усиленно отучать людей. Молодые ее не знали, старшие помнили, но вроде бы не имели повода вспомнить лишний раз, кроме ежегодного Дня Победы, где замены ей не было.
Я говорю об этом потому, чтобы стало понятно отсутствие бурного интереса к сборнику стихов Ал. Соболева с названием лучшей песни в защиту мира. Именно бурного, каким он непременно был бы, появись сборник в 60-80-е годы.
Раскупалась книга вяло. Еврейская культурная ассоциация не выполнила пункта договора, который обязывал ЕКА вплотную заняться ее распространением, распространением книги, ею же изданной. А такая возможность была, ЕКА имела свои отделения в разных городах и областях страны. Спасая книгу, мне пришлось через Министерство культуры устроить львиную долю тиража в библиотеки.
Выходу сборника Ал. Соболева должна была сопутствовать хорошая реклама, о его появлении на прилавках магазинов обязано было рассказать радио, и не просто «зазываловкой», а умело сделанной информацией с упоминанием и песни, и ее автора. Вместо этого - замалчивание по накатанной дорожке. Сохраненные кадры - а их было засилье - уж никак не мечтали о новоявлении Ал. Соболева. Исключением стала еврейская радиостанция «Алэф». Она посвятила выходу сборника Ал. Соболева двадцатиминутную передачу. Примерно десять минут рассказывало о поэте и его книжке радио «Свобода». Обе передачи состоялись с подачи ЕКА.
Пресса оказалась щедрее. Сборник стихов Ал. Соболева заслужил четыре публикации, ему посвященные. Разные. По примеру птичек: «склюю» сначала вкусные зернышки. А к числу таких отношу публикацию в рекламной газете «Книжное обозрение». Автор статьи, сотрудник ЕКА В. Нахманович, поведал миру интригующие подробности жизни автора «Бухенвальдского набата», тепло рассказал о его творчестве, о трудной судьбе замалчиваемого писателя.
«Новая газета» (май 1997 г.) отвела выходу сборника стихов Ал. Соболева целую страницу под названием «Авторский вечер». Поместила в начале страницы портрет Ал. Соболева в солдатской форме - гимнастерке, пилотке. Справа от авторской врезки - четыре стихотворения поэта. Очевидно, это были те строки, которые вызвали у автора страницы Олега Хлебникова несколько недоуменных вопросов: «...почему... не печатали и всячески замалчивали вполне профессионально состоятельного поэта фронтового поколения, инвалида войны? При том, что главной темой для него была тема антивоенная? Неужели только пятый пункт анкеты не давал ему права - на взгляд властей предержащих и придерживающих - “бороться за мир” своими стихами?.. Или все-таки советская идеология сознавала все лукавство своих миролюбивых лозунгов и ей совершенно не нужен был поэт, который горячо и искренно их развивал?» О. Хлебников признается, что в поэзии Ал. Соболева есть вершины, пробивающие потолок признанного профессионализма.
ВОЛЬНЫЙ ПОЛЕТ ФАНТАЗИИ ВЛАДИМИРА ПРИХОДЬКО - СОТРУДНИКА ГАЗЕТЫ «МОСКОВСКАЯ ПРАВДА»
Многие вопросы породила у меня статья названного человека, озаглавленная «Лишь только раз она Улановой была», в упомянутой газете. Каждому понятно, что я ждала реакцию «друзей» Ал. Соболева на выход его книги.
Ждать пришлось удивительно недолго: не успела еще толком высохнуть типографская краска в книжке, как уже раздался крик, который иначе как истошным, истерическим назвать невозможно. Я сразу подумала, уж не родной ли он, Владимир Приходько, брат тому вологодскому Оботурову, что забраковал и песню «Бухенвальдский набат», и рукопись сборника стихов Ал. Соболева. А это было и грубо и глупо.