В опале честный иудей
Шрифт:
Мне надоело, я устала от беспричинных злобных отказов, немотивированных и наглых. Привыкнуть к рычаниям при упоминании имени Ал. Соболева и не умела, и не хотела. Позвонила так, для очистки совести, Моргунову. И о, диво! На этот раз партия в его лице, не иначе как прикинув, что с меня уже довольно и тычков и пинков, за меня заступилась. Стоило прозвучать звонку в издательство «Советский композитор» из ЦК, как меня срочно пожелал видеть сам глава издательства. Я предстала пред очами «бывалого бойца». Он проводил меня до двери из своего кабинета, обняв за плечи. Он заверил меня с улыбкой, что все будет в порядке. Так оно и получилось.
А партия нечаянно расписалась в своей причастности к «камнепадам» и «водопадам»
В апреле 1995 г. я предложила газете «Московская правда» стихи, подходящие к приближающемуся 50-летию Победы.
Леонид Залманович Гвоздев, сотрудник газеты, попросил меня показать стихи, что я очень охотно и сделала. Стихи произвели впечатление. Отвечало требованию и их название - «В День Победы». В последних числах апреля они красовались на полосе, даже наверху полосы, я бы сказала, хорошо поданные, броско. Но справа от стихов бледненьким курсивом было напечатано несколько слов, неважно, что не ярких, но зато каких красноречивых: они подтверждали полнейшую безвестность уже прочно забытого Ал. Соболева, так как газете пришлось представить автора по всей «форме», а именно доложить, что это замечательное стихотворение принадлежит перу не кого-нибудь, а автора «Бухенвальдского набата». Понятно, будь имя автора знаменитой песни на слуху, пояснения не понадобилось бы.
В 1990 г. страницу плюс разворот отвел поэзии Ал. Соболева детский иллюстрированный журнал «Пионер». Публикация озаглавлена была и лестно и обидно: «Слова народные...» Редакция не побоялась сказать правду: причиной безвестности поэта стала зависть. Упоминать в детском издании о пятой графе благоразумно не стали.
С благодарностью читаю и теперь их тогдашнее напутствие читателям: «Давайте же запомним и никогда более не забудем имя честного и скромного человека, мужественного поэта Александра Соболева». Я предоставила им право выбора стихов для публикации, чтобы они были доступны и детскому пониманию, чтобы детская душа могла соприкоснуться, могла побеседовать посредством четырех стихотворений с душой поэта, человека с ненасытной душой, обращенной добротой ко всем людям, независимо от возраста.
Передо мной альманах «Поэзия», № 56, выпущенный в 1990 г. издательством «Молодая гвардия». В нем три стихотворения Ал. Соболева. Это требует пояснения.
Незадолго до этого в газете «Литературная Россия» была помещена статья поэта Николая Старшинова, где он, вспоминая годы молодые, послевоенные, процитировал шуточное четверостишие, по его словам, принадлежащее Ал. Соболеву:
Колька, Юлька и Наум собралися в Эрзерум.
Колька с Юлькой ели вишни, ну, а Эмка - третий лишний.
Эмка - Наум Коржавин (Мандель), поэт известный. Думаю, что он не обидится, если я скажу - известный любителям поэзии, читающей публике, но не всем живущим. Его не популяризируют в России. Ал. Соболев в подробностях не рассказал мне, а я сама не спросила, к сожалению, как образовался в середине 40-х «квартет»: Юлия Друнина, Николай Старшинов, Наум Коржавин и Александр Соболев. Вскользь упомянул, что они встречались, иногда вместе проводили время. И приведенное Н. Старшиновым четверостишие - о нежных чувствах, питаемых Наумом к Юле. Меня очень удивило, что мой супруг ни разу не прочел мне этого «разоблачения» Наума. Мне были известны и сразу вспомнились четыре других строчки Соболева. Он прочел их Науму при мне - мы все работали в редакции газеты и радио завода №45.
На берегу печальных дум стоял взъерошенный Наум.
И вдаль глядел. А ветры дули и с горизонта Юльку сдули...
Это в связи с тем трудным для Наума фактом, что Юля отдавала предпочтение не ему, а Николаю Старшинову. Те, кто видел и помнит Наума Коржавина молодым, непременно улыбнутся: «взъерошенный» - это точно. Наум хотя и переживал
Мы встретились с Николаем Старшиновым, тогда и познакомились, спустя пять лет после кончины Ал. Соболева. Он, я почувствовала, был как-то неоткрыт, не могу подобрать иного слова, хотя внешне очень приветлив. Мы обменялись презентами: он подарил мне недавно вышедший сборник стихов, я ему - грампластинку «Берегите мир». Книжки Ал. Соболева у меня не было, и равнозначного обмена не произошло. Николай Константинович, редактор упомянутого альманаха «Поэзия», любезно поместил в нем стихи товарища своей молодости, бывшего фронтовика, как и он сам. Я поблагодарила.
Погружаясь памятью в нескончаемые ураганы, качки, водовороты в судьбе Ал. Соболева, не берусь объяснить, почему разошлись пути-дороги друживших во время работы в заводской редакции Н. Коржавина и Ал. Соболева. «Т-танечка, а где Сашка?» - и вот уже стоит перед глазами человек, сотканный из стихов, созданный из стихов... Невозможный без стихов.
Но я возвращаюсь к публикациям, разложенным на столе. Андрей Михайлович Турков, не на шутку решивший извлечь Ал. Соболева из тьмы забвения. Его стараниями стихи «Скорей, скорее мне коня» и «Изгнание совести» - на поэтической странице «Литературной газеты», где я дважды получала отказ. На этой же странице - стихи Поженяна. Его портрет. Его знают читатели, никаких предисловий. А вот А.М. Турков, как я говорила, вынужден был «открывать» читателям в своем вступлении поэта, людям неведомого: автора «Бухенвальдского набата», который звучал не смолкая почти три десятка лет. Неведомого автора, которого хороший дядя вывел в мир за ручку.
Потому и проступают на фоне этой несомненной удачи - публикации в «Литературке» - контуры того цветка, который предназначен для нового букета с прежним названием «Ату его... Ату!..».
Вот еще одна публикация, посвященная Ал. Соболеву и осуществленная А.М. Турковым. Пусть в еженедельнике «Театр и сцена», но он в апреле 1994 г., накануне праздника Победы, напоминает людям о том, что в День Победы они обязательно услышат песню, которая жива и нужна всем и поныне, - «Бухенвальдский набат».
Держу в руках копию текста получасовой авторской радиопередачи Ал. Соболева. Организовал передачу, подготовил ее текст, подобрал стихи озабоченный, неутомимый А.М. Турков. Еще раз мое ему спасибо.
В конце 80-х годов (точной даты не помню) прозвучала по радио «Поэтическая тетрадь» (была такая передача) со стихами Ал. Соболева.
А теперь приглашаю заняться арифметикой, сложить, сосчитать: сколько же раз имя поэта Ал. Соболева и его стихи представали перед читающей или слушающей аудиторией? Получается пятнадцать. Вроде бы и неплохо. Но результат моментально становится жалким, если разделить эти самые пятнадцать... на девять лет. Наверно, многие подумают: а ничего-то - лучше? Согласна. И все-таки все мои «достижения» за девять лет можно назвать топтанием на месте, потому что они ни на миллиметр не приблизили меня к главной цели: изданию книг покойного поэта. За полтора года до кончины он написал строки, которые сами собой вспомнились мне десять лет спустя:
.. .Куда девается отвага?
Стеною предо мной гора, по ней не двинуться ни шага...
А Время требует: - Пора, иди, хоть вовсе нет дороги, преодолей и страх, и дрожь...
Вот и передо мною высилась отвесная стена вроде тибетского нагорья, в километр высотой... Страх за будущее трудов Ал. Соболева заставил меня к началу 1995 г. закончить вчерне эту вот книгу. Драматизм моего положения усугублялся одиночеством. Мне некому было вручить, умирая, все созданное поэтом, вручить с тем, чтобы знать: эти руки донесут поэзию и прозу Ал. Соболева до читателей. Побудить к тому должен будет, думалось мне тогда, и мой подробный рассказ о мученической жизни поэта.