В отражении бытия
Шрифт:
В сравнении с дневным временем на улицах «берлинцев» так же преимущественно молодежь. Молодые люди улыбаются активно общаясь. С радостью приветствуют тех, кто попадается им навстречу. Складывается впечатление, что у этих людей не существует забот. Вновь отмечаю, неестественность здешней всеобщей эйфории, какая возможна лишь в состоянии счастья или прострации, в котором я иногда пребываю, конечно не без помощи запрещенных препаратов.
А прохожие гуляющие по узким тротуарам смело заглядывают в окна автомобиля, пытаясь разглядеть пассажиров. Конечно – они знают кому принадлежат машины.
«Власть – это в первую очередь популярность, слава!»
– Будь добр Бруно, не надо – я знаю твои слова наперед… – просит виновник оживления масс снаружи.
– Но я не знаю, – буквально взвывает ехидно Хельга. – Будь добр Бруно я бы хотела услышать это....
– Прекрати дорогая! Сегодня я обыкновенный человек и прошу не акцентировать на мне своё внимание!
– Да неужели такое возможно? – Хельга неумолима.
– Ты популярен Отто и более чем, – я, задумавшись и разглядывая толпу размышляю вслух. – А популярность иногда приносит подпорченные плоды.
– Такое уже было. – Хельга, видя мой удивленно-вопросительный взгляд, продолжила, чуть снизив тон: – Настоящее покушение…
Я не понимая шутит она или нет поворачиваюсь за ответом к Отто.
– Забудь об этом! – в приказном тоне говорит Отто, но заметив мой интерес погружается в воспоминания: – Это была внутренняя война… Представь, – в таком маленьком «государстве» появилась оппозиция, требующая, чтобы мы придерживались строго идеологии Гитлера, а в наше время – это утопия! Крауз тогда со своими молодцами слишком зверски обошелся с выходцами из исламистской организации, мало того они не только перегнули палку, но и еще разрисовали все вокруг свастикой, написали соответствующие лозунги, что бросило тень на всех нас. Это в тот момент, когда мы были так слабы, после…– Отто с видимой горечью вспоминает те безрадостные дни, ладонь Хельги ложиться на кисть его руки, что возвращает его к нам обратно.
– И?..
– …конфликт был улажен, но ценой больших невозвратимых потерь. Исламисты не заставили себя ждать. Когда Крауз всё понял, было уже слишком поздно. Мы с трудом выжили тогда. Как я и сказал: мы были слишком слабы….
– Ну, хватит о грустном! – прерывает скорбное уныние Хельга. – Может, для начала посидим в «Лодке»?
Её умоляющее лицо вызывает наши улыбки.
Это самая настоящая подводная лодка времен второй войны. Издалека она выглядит хищно, «уткнувшись» носом в парковку машин. Ее силуэт отверстия шахт торпедных аппаратов рулевые кили и бортовая пушка эффектно подсвечены неоном. Вырез нижней части носа лодки ассоциируется с раскрытой пастью делая вид субмарины более хищным. Парковка у входа. Номер «U-999» на корпусе корабля, свастика и эмблема немецких морских сил второй мировой войны.
Машин на парковке достаточно, самое близкое место к входу – не занято, нетрудно догадаться для кого оно. Из открытой «пасти» лодки спускается лестница, обтянутая красной материей придавая субмарине тот самый элемент кровожадности.
– Это самая настоящая боевая единица? – я не скрываю своего удивления. – И участвующая в сражениях?
В
– Отто нашел ее в ремонтных доках, субмарина затоплена в мае 45-го где-то в бухте Гельтинга, «999»-я, говорят предназначалась для особой операции и в боевых походах почти не участвовала, хотя кто знает…
Человек из машины сопровождения знакомит меня с историей лодки. Внешне он похож на итальянца. В дополнение крепкое тело высокий рост и безжалостный взгляд. На нём идеально подобранный костюм подчеркивающий фигуру. Отто беря меня за руку представляет нас друг другу:
– Бруно, знакомься, это Генрих, – он как-то странно улыбнулся, – мой помощник…
–Генрих?.. Вы больше похожи на итальянца, визуально…
– Я и есть итальянец, – Улыбаясь Генрих переводит взгляд с меня на Отто, – а имя это…
– Имя – это моя просьба, – Широко улыбается и Отто. – Не будь занудой, Бруно.
«Прими я предложение Отто вступить под его знамена, следующим шагом будет смена имени на … Фрица и навряд ли с титульной приставкой «фон» в фамилии…».
– Адольф готовил особую миссию в конце войны, на остатки «волчьих стай» адмирала Денница возлагались большие надежды…. – Отто с тоской в голосе и со мной под руку поднимается на борт корабля.
Генрих раздает приказы своим людям по охране периметра.
Внутри субмарины – сохранен интерьер боевой машины. Вырезана сердцевина лодки, на двух палубах вдоль стен по всей длине – столики с посетителями. Ограждены металлическими перилами, лестницы и переходы, соединительные проходы с рубки в хвост лодки. Тут и там передвигающиеся по ним официантки в морской форме.
Наша компания размешается в хвосте лодки. Десятки глаз прикованы в основном к моим спутникам. На лицах посетителей улыбки. Гул оживления связанный с нашим появлением на борту глушит музыку. Пол лодки дрожит, создавая эффект работы двигателей подводного корабля.
Сам столик, изготовлен из алюминиевого сплава. Кресла, не имеющие ни куска мягкого материала против логики удобны. Минимализм военного времени. В корабельной рубке светится бар оттуда и спешат к клиентам морячки-официантки. Под баром в лучах световых пушек, движение танцовщиц внутри стеклянной шарообразной сцене, которая медленно спускается и поднимается. Человек в форме капитана – хозяин заведения подойдя по-военному отдает честь, приложив руку к фуражке:
– Добро пожаловать на борт субмарины! – Лично протягивает меню, мне кажется только из-за меня он не добавляет возводящий в высокий ранг Отто приставок: – Может другой столик? Жду ваших распоряжений!
– Спасибо капитан! – Отто снисходителен. – Нет, отсюда отличный вид….
– Это верно. – Капитан, выслушав заказ удаляется.
Тенью проявляется человек Генриха (язык не поворачивается его так называть). Кивок головы, дающий понять: все в порядке. Помощник Отто улыбнувшись расслабляется.
Женская половина присутствующих не скрывает своего восторга. Непонятно, что их восторгает больше: наряд Хельги, ее положение или сам Отто? Я же пользуясь случаем купаюсь в лучах славы, не имея к ней никакого отношения.