В ожидании рассвета
Шрифт:
— К чему вы ведёте? — не стерпела Ирмитзинэ.
— К тому, что не только для судей, но и для всех жителей Тьмы будет безопаснее, если мы развоплотим мага Фарлайта из Ингвилии.
Нельжиа вздрогнул: Ирмитзинэ мысленно лупила его оскорблениями. «Я старался, между прочим», — телепатировал он смортке и заблокировался, чтобы не портить самооценку.
— Голосую за то, чтобы лишить его плоти через казнь, как опасный элемент. Ваши последние слова? — спросил Раутур.
— Этому миру стыдно за то, каким он является, — ответил Фарлайт после недолгой
— Меня часто хвалят за прекрасный мир, который я создала, — сказала Ирмитзинэ, будто убеждая саму себя.
— Гардакар Триглав, не имею ничего против того, чтобы вы были палачом, — заключил кшатри.
— Я тоже, — поддакнул Норшал.
Демон чуть не подпрыгнул, скаля зубы в счастливой улыбке.
«Чего он радуется?» — подумал Фарлайт. — «Можно подумать, ему редко попадаются жертвы для пыток».
Ирмитзинэ подошла к окну и, не оглядываясь, вылетела в него горгульей. Норшал открыл по порталу себе, тридану и кшатри, после чего все трое исчезли в гудящих воронках. Последним открыл проход Гардакар, кивком предложив Фарлайту войти первым.
66. Осуждённые
— Почему не сработало? — спросила Ирмитзинэ. — Ты снова упился перед работой? Так я и знала.
Нельжиа ничуть не был смущён упрёками смортки — он привык к ним за столько веков, как же иначе? Он опять лениво возлежал на подушках, коих было так много, что тридан утоп в них, открывая собеседнице только свою пышногривую голову. Вот из-за подушек вынырнула рука, нащупала что-то в глубокой тарелке и отправила тридану в рот. От Ирмитзинэ не укрылось, что рука была женской.
— Ну? — поторопила она Нельжиа, не дождавшись ответа.
— Ах, ты уже закончила? — спохватился тот.
— Да, я закончила. Как же ты стал похож на человека… Тело убивает дух.
— Я всё сделал в лучшем виде. Убедил кшатри, что Фарлайт — невинная коровка. Когда я его покинул, он верил в мои слова больше, чем рядовой землекоп верит в нашу божественную природу.
Ирмитзинэ аж подскочила.
— Твой язык что, совсем не слушается ума?! Говорить такие вещи при них! — и она ткнула пальцем в зеркало со своей стороны.
— Ах, они всё равно ничего не запоминают, да, мои глупышки? — промурлыкал Нельжиа. Послышалось девичье хихиканье. — Какого же ты низкого обо мне мнения.
— Что бы там не говорили о моих первых опытах, но вот это — настоящее извращение, — усмехнулась Ирмитзинэ.
— Почему? — искренне удивился тридан. — Представь: жизнь без забот, каждый день — как последний, каждый раз — как первый… Я им даже завидую.
— И что, каждое утро заново учить их говорить и подтираться?
— Их память обновляется не так глубоко… Но что с твоей памятью, а, Ирмитзинэ? Или ты забыла, что собиралась разделывать мой разум острым ножичком
— Я никогда ничего не забываю. Но ты в кои-то веки рассказал мне кое-что интересное, не грех и отвлечься. Так что с Раутуром?
— Всё его Пророк. Раутур слушает его безоговорочно.
— И? Пусть носится со своим прорицателем, как с торбой; ты ведь сделал внушение?
— К тому и веду. Его кто-то снял, а кроме этого неведомого Пророка — некому.
— Значит, Пророк — восьмёрка, а не семёрка?
— Выходит, так. Возможно, даже тридан, а не маг. Отменил моё внушение и убедил Раутура проголосовать ровно наоборот.
— Значит, кого-то мы упустили, — задумчиво проговорила Ирмитзинэ. — Я упустила. Что ж, постараемся взять этого Пророка в оборот.
Смортка провела рукой по зеркалу, и Нельжиа растворился в тумане.
Мирт ушёл в суд, отчитываться по единственной деревне, которую он посетил, так что Нефрона осталась предоставлена сама себе. Ей тоже надо было явиться пред начальственные очи — закрыть дело о пропаже травницы Лоренны, но Нефрона всё ещё надеялась, что Фарлайт вернётся, и они пойдут в суд вместе.
От скуки девушка решила разделаться с ещё одним обязательством. Нефрона взяла бумагу и самопишущую палочку. Несколько минут, и ей удалось вымучить письмо.
«В деревню Пиминну, что за Ихриттом, старейшине Сьяласу Грану.
Сьялас, я выполнила вашу просьбу. Ваш сын Ремус пристроен в школу в Саотими, что на Востоке. Этой школой руководит сама великая смортка Ирмитзинэ, так что Рем получит прекрасное образование.
Надеюсь, что жена и другие ваши дети здоровы, а коровы хорошо наедают бока.
Стоило ей отложить пишущую палочку, как в открытое окно ворвалась птица — скелет, обтянутый кожей, с ульхитовыми камнями в глазницах. В клюве она держала послание.
Нефрона взяла письмо, ей адресованное. Оно было написано корявыми крупными буквами.
«Тётя Нифрона! Забирите меня пожалуйсто тут очень плохо. Все жестоки учителя и учиники потомушто я похожи на человека без когтей и с человечискими глазами. Если так будет каждый день я точно ни выдержу.
«Амулет на удачу» в кармане снова дрогнул. Нефрона вскочила, переполненная эмоциями, и вскричала, будто птица могла её понять:
— Люди ему плохие, сморты ему тоже плохие! Может, проблема в самом мальчике, а?
Но, она быстро успокоилась и написала ещё одно послание, на этот раз, для Рема:
«Держись, я что-нибудь придумаю».
Птица выхватила письмо из рук девушки, больно прищемив ей палец зубастым клювом, и понеслась над домишками лаитормского пригорода. Вдруг костлявая резко свернула, ветер подхватил её, и птица исчезла в портале, открывшемся на её пути.