В пещерах мурозавра
Шрифт:
А уж когда деньги собирать, тут всем дела хватило, даже и про чай забыли: кто тащил копеечку, кто считал и записывал взносы. Всего пятьдесят копеек набрали, а подбросить их поручили Мутичке, потому что это была самая маленькая и самая ловкая из кукол - "девочка с пальчик".
А следующим вечером - снова за стол и снова разговоры да споры.
Кукла Тиша опять ворчала:
– Сказал своей матери, што не желаеть быть маленьким, а сам лекарства не пьеть, а складаеть их у свой
– Не "чагунный", а чугунный, - строго поправляла Нюня и поворачивалась к своей любимице: - Мутичка, ты все сделала, как мы решили?
– Да. И еще я подарила очки бабы Ныки, потому что ему нужны увеличительные стекла.
– А он?
– Фима пожал мне руку и сказал: "Передай, пожалуйста, Нюне, что я только теперь понял, какой она настоящий друг. Скоро я ей открою свою главную тайну, так и скажи. Может быть, некоторые меня не понимают, но у меня благородная цель".
– Вот видите!
– говорила Нюня, оглядывая кукол.
И все куклы радовались и веселились и просили Зику спеть какую-нибудь прекрасную песню. Зика вскакивала, трясла своими черными кудрями, бусами и плечами и пела:
Я еха-ала да-мо-ой,
я думала а-а ва-ас!
– Нюня, у тебя совершенно не поставленный голос!
– чему-то смеялась Бабоныко: она думала, что это Нюня поет.
– Это же цыганский голос, - объясняла Нюня, но все-таки куклы начинали тише говорить и петь. Веселились, но так, чтобы никто им не помешал.
А назавтра все начиналось снова.
– Он колдун, - заявил как-то медвежонок Матиль, в ужасе мотая головой.
– Не колдун, а ученый, - поправила Нюня, хотя ей и самой было страшно.
– Он оживляет покойников, я сам видел, - стоял на своем Матиль.
– Не покойников, а утопленников.
– Я боюсь, я боюсь!
– затвердил Матиль, уж очень он любил бояться.
– Чего же тут бояться, странный ты медведь. Вот ты утопнешь, а он тебя оживит. Разве плохо?
– А я все равно боюсь.
– И я боюсь, и я боюсь!
– во всю мочь закричала мартышка Матильда и закувыркалась через свою красную голову. Ох, уж эта-то вообще ничего на свете не боялась, но очень любила всякую панику.
– Он их гоняет по кругу, - сказала, улыбаясь, матрешка Мотя.
Она не потому улыбалась, что ей было смешно. Она просто всегда улыбалась, потому что была настоящей разведчицей и никогда не теряла этого... самообладания. Даже когда Фима рассердился и тащил ее выбрасывать, она улыбалась, а ведь это все равно, что человека схватил бы и тащил пятиэтажный дом.
– Кого - их?
– спросила Зика, которая была рассеяна, потому что всегда что-нибудь пела.
– Тш-ш, - сказала Нюня.
– Об этом не надо говорить.
– А
– У него такая большая тайна, и никто-никто ему не помогает.
– А мы вот соберем и подарим ему кукольную посуду, - предложила Нюня. Оставим немного для чая, а остальное подарим.
Глава 14
Запахи
Обычно Нюня завидовала девочкам, которые ездили в пионерские лагеря. Но в это лето, даже если бы лагерь был на самом Черном море, Нюня и тогда бы не согласилась в него ехать.
Потому что в доме с самой весны, с самого раннего лета начались происшествия.
Как-то Нюне приснился сон, что она идет по цветочному городу. И деревья в городе цветочные, и дома из цветов, и трубы, и стекла в окнах из лепестков. То она шла по улице города, а то уже лежала в постели в каком-то из этих цветочных домов, и из одного дома сквозь лепесток розы свет падал розовый, а из другого сквозь нинютины глазки - фиолетовый и еще голубой и желтый. Нюню уже начало во сне поташнивать от ароматов, когда она взяла и проснулась.
Бабоныко не спала, лежала и улыбалась.
– О, де Филипп всегда дарил мне чайные розы, - сказала она, и Нюня удивилась, что бабушка Матильда тоже думает о цветах.
Впрочем, в комнате в самом деле чем-то пахло, и в первую минуту, как только она это заметила, Нюня подумала, что в саду расцвели какие-то цветы. Но тут же вспомнила, что никто у них цветов не садит: Бабоныко по неумению, а бабушка Тихая из-за того, что не хочет "гнуть спину, штобы ета барыня ходила тут и нюхала".
Да и запах вроде бы изменился. Теперь он больше напоминал ванильные пирожные. И только Нюня успела об этом подумать, как Бабоныко заворочалась и стала поспешно одеваться.
– Что это печет Тихая, интересно?.. И надо же, какая скрытность, - с утра, когда никого на кухне нет...
Но, к великому удивлению Бабоныки, на кухне не было никого, и духовка была совершенно холодной.
В раздумье Бабоныко постояла у двери бабушки Тихой, даже подняла уже руку постучать, но вспомнила, наверное, неприветливость Тихой и, вздохнув и поведя бровями, пошла к себе.
Нюня к себе не пошла. У нее было в коридоре секретное совещание с куклами. Нюня слышала, как, приоткрыв дверь и постояв на пороге, выскользнула в коридор Тихая. Она ворчала:
– Ныка-заныка, спела земляника... Весь дом одеколонами завоняла. А, штоб тебе!
Но потом ей, видно, тоже почудилось в запахе что-то сладкосъестное. Тихая замерла и задрожала носом. Она сразу поняла, откуда запах, не то что Бабоныко. Подкатившись к Фиминой двери, бабушка Тихая немного постояла, склонив голову, потом постучала маленьким кулачком в дверь: