В пещерах мурозавра
Шрифт:
Наконец у Нюни лопнуло терпение.
– Фима, - заявила она, - дядя Люда сказал мне проследить...
– Ну, хорошо, хорошо!
– закричал сердито Фима.
– Давно бы уже сама сходила: ты же видишь - мне некогда.
– А он сказал: пойдешь сам и поведешь меня.
– Научилась бы сперва разговаривать! Ну, чего же ты стоишь? Идем, прослеживай!
– Ой, правда, Фимочка?
– обрадовалась Нюня и так радовалась, что все пятьсот шагов говорила не умолкая: - Фима, как, по-твоему, парк триста - это триста зверей в парке или
– Сказала тоже - триста!
– усмехнулся Фима.
– Не триста, а зоо. Зоо животное по-древнегречески.
От удовольствия объяснять Фима даже пошел живее, но у кассы снова засомневался.
– Почему тебе бабушка не дает денег на зоопарк?
– поморщился он, вынул деньги и пересчитал.
– Мне жарко, - попробовала напомнить еще и о мороженом Нюня.
– А мне не жарко?
– огрызнулся Фима и опять прочел, сколько стоят билеты в зоопарк.
Подошли к кассе мужчина и женщина и, увидев переминающихся с ноги на ногу Нюню и Фиму, умилились:
– Вы хотите в зоопарк, а денег, наверное, нет?
Нюня доверчиво взглянула на них, но вдруг мальчишка, который все время шнырял рядом, крикнул:
– У него есть деньги - он просто жадничает.
Фима густо покраснел и протянул в окошечко деньги.
Недалеко от входа помещалась слониха Меланья. Она ходила по большому деревянному помосту, и помост скрипел под ней. Кожа на ногах слонихи, как широкие брюки на клоуне, свисала складками.
– Смотри, какой ноготь!
– шепнула Нюня.
– Наверное, она уже старая.
Один ноготь действительно выдавался - длинный и неправильный. Слониха покосилась на них, и Нюне показалось, что Фиме стало стыдно за нее, Нюню, что она, как невоспитанная, таращится и "обсуждает".
Слониха повела хоботом, нижняя треугольная губа у нее была в волосах. На задних ногах тоже росли волосы. Она ходила так, как едет перегруженный грузовик по ухабам - медленно и покачиваясь.
– Большая!
– вздохнула Нюня.
– Еще бы!
– сказал Фима.
– На них никто не нападает в джунглях. Но, между прочим, когда идут в поход муравьи, эти слонихи удирают бегом, как собачишки.
– Ничего себе!
– с уважением сказала Нюня перенятой у Фимы поговоркой.
Они ходили от вольеры к вольере, от клетки к клетке.
Мартышки сидели в клетках по двое, по трое, чистили друг другу и детенышам шерстку, а когда им это надоедало, прямо-таки летали по клеткам. Только макака Марианна сидела одна. Увидев Фиму, она сердито закричала, и Нюня объяснила, что Марианна не любит мальчиков и мужчин.
– Она же не знает, что ты хороший!
– прибавила Нюня, чтобы Фима не обиделся.
– Все понятно, - сказал Фима.
– Ухаживал за ней какой-то плохой человек, она теперь и думает, что все мужчины такие.
Потом смотрели тигров и львов.
– Звери - это что!
– сказал Фима.
– Возьми, скажем, тигра - стал нападать на селение, бывают такие тигры-людоеды. Значит,
Нюня хотела крикнуть "а я знаю", но не решилась. А Фима торжествующе, словно сам был муравьем, сказал:
– Тогда индейцы просто бросают поля, бросают селения и уходят на новое место. Или вот в поле валяется труп лошади...
– Ой, лошади!
– сказала испуганно Нюня, до этого она как-то не очень думала, а тут ей ужасно стало жаль лошадь.
– Труп!
– успокоил ее Фима.
– Кто, ты думаешь, быстрее всего справится с этим трупом?
– Лев!
– крикнула Нюня.
– Куда там твоему льву! Мухи!
Нюня грустно смотрела в землю, потом подобралась вся и крикнула:
– А я знаю! Нужно всех насекомых уничтожить!
– Уничтожить! Ты бы хоть думала, прежде чем говорить, - сказал презрительно-презрительно Фима.
– Ну, ответь, может ли человек без насекомых жить?
– Ну, пчелу оставить, - робко предложила Нюня.
– Пчелу! А комара? В одном вот месте комаров уничтожили, и сразу рыба пропала. Рыбные-то детеныши чем кормятся? Ага! А муравьи? В лесу если нет муравьев, считай, лес совсем пропал. А знаешь, что такое лес? Без него и урожая не будет, и дышать людям станет нечем.
– Значит, насекомых терпеть надо?
– грустно, но все-таки с готовностью сказала Нюня.
– А как же эти муравьи... ну от которых все бегут?
– Господи, какие все-таки малограмотные растут дети!
– со взрослой скорбью сказал Фима.
– Не терпеть, а знать их нужно.
– Ага!
– рассеянно сказала Нюня. Ей уже надоела Фимина лекция, и она увидела что-то очень интересное.
– Смотри, Фима, что это такое?
За оградой возле будки, похожей на собачью, сидело, привалясь к стенке, такое необычное животное, словно его и на свете-то быть не могло. Его мохнатое тело было похож и на медведя, и на человека. Оно сидело, точь-в-точь как какой-нибудь уставший от жары старик, однако вместо головы у животного была какая-то трубочка. Трубочка, да и все - ни мозгов, ничего такого, кажется, там и не могло помещаться. А между тем животное так же явно чувствовало жару летнего дня, как Нюня или Фима, оно явно было таким же настоящим и живым, как они. Нюне это показалось унизительным. И она сказала:
– Но человек умнее, правда?
– Это ты к чему?
– Человека нельзя уничтожать, правда?
– А кого можно?
– подозрительно спросил Фима.
Что насекомых нельзя, это Нюня уже знала.
– Ну, разных неумных животных, - сказала неопределенно она.
– Вот ты и есть неумная, - с грустной убежденностью ответил Фима. "Неумных"! Считать себя лучше всех и остальных всех давить и уничтожать - это, что ли, ты называешь умом? Это фашизм, а не ум! Ты лучше всех, да? Ну, а вот скажи, можешь ты звезды видеть днем, как маленький мурашик!