В плену королевских пристрастий
Шрифт:
— Ты бы о том, матушка, отцу-настоятелю рассказала… — тихо посоветовал ей отец Стефан.
— Захочет есть, сама ему расскажет. А он, наконец, надеюсь, ей объяснит, что садится за трапезу без молитвы, грех. Ну сколько можно, такое терпеть? Ни в храм девочка не ходит, ни молиться не желает. Глазищами лишь хлопает и молчит. Это она может, в замке своем хозяйкой была, а здесь она в монастыре, и устав хоть в какой-то степени, но соблюдать обязана.
— А если не расскажет и с извинениями не придет? Будешь смотреть, как девчонка с голоду
— Да не сумасшедшая же она? А коли гордыня у нее такая, что скорее умрет, чем перекрестится, да молитву прочтет, то может и к лучшему то. На все воля Божья, — мать Калерия раздраженно пожала плечами и ушла.
Несколько дней отец Стефан напряженно наблюдал за девочкой. Она похудела, осунулась и днем со своего места никуда не уходила.
На пятый день отец Стефан не выдержал, попросив подежурить у ворот отца Прокофия, он пошел к отцу настоятелю.
— Отче, позволите? — постучался он в его келью.
— Входи отец Стефан. Что пришел?
— Из-за девочки я…
— Простила же она вроде тебя, насколько я знаю…
— Да, простила. Слава Богу. Пожалела меня грешного, простила. Хоть и недостоин я того, но простила.
— Так что?
— Даже как и сказать-то не знаю… Отче, Вы не знаете: где кушает она?
— У сестер-монахинь в трапезной кушает. Я попросил мать Калерию, чтоб девочка с ними ела. А что случилось?
— Не ест она с ними… Мать Калерия ей сказала, что без молитвы за стол не пустит, и девочка больше не ходит к ним.
— Да… — отец-настоятель тяжело вздохнул, — И какой день уж так?
— Пятый, если не больше…
— Хорошо, что сказал… Я думал, что девочке в женском обществе все-таки лучше будет, что пожалеют ее сестры, приголубят и отогреется она у них душой, да видно ошибся. Сурова мать Калерия, сломает девочку, и сама того не заметит… А ведь из девочки очень светлая душой христианка получиться может, если только суметь отогреть душу ее… А она на силу… Ведь разобьет и все… Поговорю я… с обеими поговорю… — он поднялся, — Пойдем.
Отец-настоятель подошел к девочке и ласково обнял за плечи:
— Вот что, радость моя. Нехорошо это как-то, что ты без дела целыми днями сидишь. Мне келейница нужна. Может, согласишься помогать мне?
— У Вас же есть келейница… — тихо проговорила девочка.
— Это ты про сестру Серафиму, что убирается у меня? Так она и дальше убираться будет, мне другая помощь нужна. Ведь ты не откажешь мне помочь иногда светильник, например, зажечь и последить, чтоб он горел в мое отсутствие или почитать мне что-то или еще что-нибудь в этом роде? У меня библиотека большая, там тоже разобраться бы надо… Ты ведь читать и писать умеешь?
— Умею.
— Вот видишь. А сестра Серафима — нет. Какая же из нее помощница мне в этом? Так как? Поможешь?
— Хорошо… Мне сейчас идти? — тихо спросила девочка.
— Нет, сейчас мы пойдем, пообедаем с тобой. Ты ведь не обедала еще?
— Нет, —
— Вот и я тоже припозднился что-то с обедом. Поэтому сейчас пойдем, поедим, а потом ты мне поможешь.
— Мне нельзя есть, — девочка отрицательно качнула головой, — Вы поешьте, а я Вам потом помогу.
— Это почему же тебе нельзя есть?
— Тот, кто в монастыре не читает молитв перед едой, не заслуживает еды, — склонив голову набок, девочка видимо повторила сказанную ей фразу матери Калерии.
— Может, и не заслуживает, конечно, спорить не буду… Но так как я — настоятель этого монастыря, то могу сразу за всех чад, вверенных мне, и просить и благодарить Господа, поэтому я и за тебя, и за себя молитву благодарственную прочту, и получится, что мы оба с тобой еду заслужили. Ведь ты не откажешься послушать мою молитву, а потом со мной поесть?
— Так действительно можно?
— А почему нет? Ты же когда со мной раньше ела, мы всегда так поступали. Молитву читал лишь я, сразу за всех.
— Тогда, я пойду поем с Вами.
— Вот и умница, — отец-настоятель ласково взял ее за плечо и увел с собой.
Увидев это, отец Стефан облегченно вздохнул.
С тех пор девочка во двор выходила редко. А когда теперь показывалась, то обязательно с книжкой в руках. Она забиралась на свой любимый парапет и читала. На губах ее все чаще и чаще стала появляться улыбка, и она постепенно сначала кивком головы, а потом и словами начала здороваться с монахами и монахинями монастыря.
— Здравствуй, малышка. Никак опять читаешь? — спрашивал ее кто-нибудь из монахов с улыбкой.
— Здравствуйте, — кивала в ответ девочка, поднимая голову от книги, — Отец-настоятель посоветовал, такая книжка увлекательная. Я все его задания выполнила, и он меня погулять отправил и книжку взять разрешил.
Не разговаривала она теперь лишь с отцом Стефаном, а он, помня ее слова, не смел к ней даже подходить.
Но однажды девочка сама подошла к нему и, напряженно глядя в сторону, тихо проговорила, — Отец-настоятель сказал, что Вы можете открыть проход на стену.
— Могу. Тебе открыть его?
— Да, — еле слышно проговорила она.
Отец Стефан прошел вдоль стены и, нажав на неприметный выступ в стене, открыл небольшую дверку, — Иди.
Девочка, вошла в дверку, быстро взбежала по крутой лесенке на высокую монастырскую стену, постояла там немного, глядя через бойницы на открывающуюся панораму, а потом вдруг ловко вскарабкалась на самый край стены над бойницами, и замерла там.
Отец Стефан, наблюдавший за ней снизу, в ужасе опустился на колени, еле слышно шепча: — Нет, деточка… нет… ты ведь не бросаться вниз собралась… ну не пугай так меня… спускайся, девочка моя хорошая… Хотя если постоять хочешь, постой, постой, милая, только не падай… Господи, сохрани ее! Помоги ей, Господи!