В плену красной Луны
Шрифт:
Они расположились на отдых, когда солнце спустилось к горизонту. Аркани заботливо выбрал место для ночного лагеря. Сухой кустарник можно было найти поблизости от своеобразных скал. Один из мужчин собрал топливо для костра, после того как все позаботились о своих дромедарах. С них сняли седла и бурдюки с водой и связали им передние ноги, но не дали ни еды, ни питья, потому что животные в этом и не нуждались. Потом началась обстоятельная церемония приготовления чая. Один из туарегов сварил простую еду из пшенной каши, воды, высушенных помидоров и турецкого гороха. Затем все присели на корточках вокруг костра
Все ели из одной миски, передаваемой по кругу. Каждый брал кашу собственной деревянной ложкой, затем передавал миску соседу, который вынимал свою ложку и ел с того же места. Дезире еще никогда не видела, чтобы мужчины ели по арабскому обычаю пальцами. Вначале она думала, что к еде, которую ей приносили Аисса и Тедест, прилагается ложка только потому, что она европейка.
Съев кашу, они пили чай, и мужчины непринужденно болтали друг с другом. Дезире, не понимавшая их языка, поднялась и присела в сторонке. Внезапно она почувствовала боль в теле. Напряжение после долгой болезни оказалось слишком большим. Со стоном девушка вытянула ноги и оперлась руками о песок. Спина у нее тоже болела. Может быть, Аркани этого не заметит. Ей не хотелось выказывать слабость уже в первый день путешествия.
Темнота наступила внезапно, как и каждый вечер. Холод ночи давал о себе знать. Она ощутила на своих плечах теплое одеяло. Даже не оборачиваясь, она знала, что это Аркани. Он присел чуть в стороне от нее, и они вместе, молча, долго смотрели на небо. Наконец Аркани повернулся к Дезире.
— Твое сердце утомлено тайнами, — проговорил он.
— Еще как, — ответила она. — До этого я вообще не понимала, зачем меня, собственно говоря, сделали пленницей. Я действительно была пленницей?
Аркани не ответил. Она не могла видеть его лица и вслушивалась в тишину.
— Ты ощущала себя пленницей? — задал он ей встречный вопрос спустя некоторое время.
— Само собой разумеется. Сначала ты сказал о том, что я твоя пленница. Потом, я думаю, вы на собрании советовались, что со мной делать. Убить. Взять за меня выкуп. Или... — Она запнулась.
— Или?
— Я не знаю, что еще можно сделать с пленницей. Мне не хотелось бы думать о других ужасных вещах.
— Пытать? Насиловать? — продолжил Аркани.
Дезире поперхнулась.
— Да, — ответила она сдавленным голосом и услышала резкий выдох Аркани.
— Мы не французы, — заметил он жестко.
— Ну, послушай, — возмутилась Дезире, — уже столетия Франция является образцом для всего континента. Разве вам повредило бы, если бы вы подражали французам? Французские мужчины очаровательны и гордятся своей нацией. Иногда они немного упрямы, как ослы. Но хорошо воюют. Среди французов много великих полководцев и великих королей. Однако никогда...
— Никогда? — В его голосе прозвучал цинизм.
— На войне, вероятно, другие законы, — признала она тихо. — Происходят вещи, которые не должны происходить.
— И ты их ожидала?
— Я не знаю. Мы ведь не находимся в состоянии войны.
— Да нет же,
— Никто не отнимает у вас пустыню. Никто не мешает вам жить так, как вы живете, — возразила Дезире.
— А железная дорога? — полюбопытствовал он. — Она должна прорезать пустыню, как стальной меч. Меч, который вонзится в тело нашего народа.
— Что поставишь против прогресса? — удивилась она. — Я знаю железную дорогу очень хорошо и нахожу, что это одно из грандиозных изобретений человечества. Франция — большая страна, и железная дорога позволяет доехать в самые отдаленные уголки за короткое время. Пустыня несравненно больше. Какую экономию времени могло бы принести то, что железную линию проведут до Тимбукту! Тогда не нужно будет ехать месяцами в караванах. Все товары с юга смогут быть доставлены по железной дороге в северные города на побережье Нила. Для туарегов будет намного проще приобретать чудесные голубые ткани.
— Это будет концом нашей жизни, нашего существования, — возразил Аркани после долгого молчания. — Наша жизнь состоит из традиций. Без традиций мы теряем чистоту рода, утрачиваем свою природу, независимость.
— Никто не помешает вам и далее соблюдать эти традиции. Однако немного прогресса ведь не может помешать. Что в нем плохого?
— Этот так называемый прогресс приносят чужие люди, которые считают, что он для нас хорош. Эти чужие думают по-другому, живут по-другому. Они стремятся отобрать у нас нашу свободу.
— Я думаю, что туареги неверно все понимают. Французы — цивилизованный народ, они ни у кого не хотят отнимать свободу. Мы помогаем этой бедной отсталой стране, строя современные города, сооружения, фабрики, рудники...
Аркани молчал, собираясь с мыслями.
— Человек, свободный от рождения, никогда не сможет вынести несвободу. Для этого он слишком горд. Столетиями туареги владели пустыней и караванными дорогами. До тех пор пока наши мечи были лучшими в Африке, все шло хорошо. Но пришли чужие люди с огнестрельным оружием. Это оружие трусов. Я презираю его.
— Но вы ничего не сможете против него сделать. Ни меч, ни щит не защитят вас от пули из ружья.
Он задумчиво кивнул.
— Меч можно скрестить лишь с равным себе. Однако что это за враг, который прячется за скалой и посылает по воздуху смертоносные пули? Разве такой враг является равным тебе?
— Он будет равен тебе в тот момент, когда и у тебя будет ружье.
— Амаер не умирает так просто. Он умирает с гордостью и достоинством в сердце. Так же, как он никогда до этого не покорялся, он не возьмет в руки оружие трусов.
Дезире взглянула на небо. Через шесть дней наступит полнолуние. Тогда они уже доберутся до скал, в которых живут духи. Ей бросилось в глаза, что луна здесь была намного больше, чем в Париже. Там ее свет казался белым, холодным и очень далеким. Здесь луна была большой, более мягкой и красной. В ней было что-то магическое, так же как и в Аркани с его голубым покрывалом.
Ее воинственное настроение смягчилось.
— Я думаю, что мир туарегов никогда не сможет быть завоеван, — сказала она наконец, — потому что никто не захочет владеть этой дикой пустыней. Туареги сохранят свою свободу. Никто не помешает им.