В плену красной Луны
Шрифт:
— Тебя она уже изменила, — возразил Ахитарель.
Аркани тщательно жевал финик.
— Я все еще амаер и элелли[12], — сказал он.
— Яд зла действует коварно. Сначала ты его не ощущаешь, а замечаешь уже слишком поздно.
— Она гордая и умная женщина. У нее нет намерений вредить нашему племени. Ее выздоровление не за горами. Мы должны поддержать ее желание найти своего отца. После этого она вернется в свой мир.
Ахитарель вцепился в свой тугулмуст[13], как будто боялся, что потеряет его.
—
— Мать сказала, что она чувствует себя хорошо. Рана на ноге заживает.
— Я не имею в виду, что гри-гри войдет в нее. Он убьет нас.
— Ты это видел? — Аркани выплюнул косточку финика и закопал ее в песке.
Ахитарель слабо кивнул.
— Тогда ты должен спросить марабу[15], — предложил он.
— Я и собираюсь это сделать: поехать к нему и спросить у него.
Аркани молча поднялся. Минуту он стоял, затем повернулся к отцу.
— Ты аменокаль. Я твой сын и сделаю то, что ты потребуешь. Однако то, что я чувствую, ты не можешь определять.
Затем он пошел, чтобы оседлать своего мехари[16].
Дезире вошла в тень шатра. Прогулка физически не слишком напрягла ее. Даже боль в ноге исчезла. Однако в голове роились мысли, подобно маленьким песочным чертенятам, которые, крутясь, танцевали в песке пустыни.
Теперь она знала, что гордость мужчин в голубом не позволяет им открыться женщине. Однако есть другие возможности выказать ей свои чувства.
Ее ладони в тех местах, где она коснулась груди Аркани, все еще горели, и ей чудилось, что она ощущает глухие равномерные удары его сердца. Как охотно она коснулась бы его груди еще раз, но девушка знала, что это опасно. Здесь она имеет дело не с неизвестными знаками на мертвых камнях. Тут живые люди, чужая культура, неизвестный мир.
Она не была бы Дезире Монтеспан, если бы ее магически не влекли чужие миры и неизвестная культура. Она, вероятно, родилась только для того, чтобы открывать их, переселяться в этих людей, понимать их, а также их жизнь, судьбу, чувства. Довольно часто она представляла себя гордой римлянкой, ликующе приветствующей героев в соревнованиях колесниц, ощущала себя египетской жрицей, служившей в храме, казалась себе греческой поэтессой, воспевавшей красоту ионических ландшафтов. Но все это были мечты, фантазии.
Впервые она находилась посреди чужой жизни, чувствовала ее кожей, ощущала ее реальность. Это могло бы быть исполнением ее мечтаний, но мечты у нее никогда не было.
Аркани! Был ли объяснением его жест, когда он приложил ее руки к своей груди? На что он хотел этим намекнуть? Приятна ли она ему? Нравится ли она ему? Надеется ли он на большее?
Но в то мгновение он снова выказал себя таким высокомерным, таким гордым и самоуверенным, как будто должен был ей доказать, что она для него значит не больше, чем песчинка
Что он ей сказал? «Мужчина должен понравиться женщине, произвести на нее впечатление, привлечь ее внимание». Это походило на брачные игры у животных, на напыжившихся самцов, которые привлекали самку. Как в той палатке накануне вечером. Ахал, она запомнила это слово. Однако она не принадлежала к племени туарегов.
Она сердито сжала губы. Вероятно, все это ей только показалось. Она должна быть такой же высокомерной и гордой, как Аркани. Тогда он поймет, что не может произвести на нее впечатление подобным образом.
Ее взгляд скользнул по Аиссе, которая вместе с Тедест вычищала коврик. Та бросила на Дезире испытующий взгляд и заметила ее напряженное лицо. Тедест откинула вход в палатку, чтобы свет проник внутрь. Она уложила коврик в задней части, на женской стороне, как правильно определила Дезире. Внутри палатка была разделена на две части, потому что на другой стороне лежали вещи мужа Аиссы.
Дезире охватило беспокойство. Наступит время, когда она уйдет отсюда. Она была благодарна людям, оказавшим ей помощь, однако не могла слишком долго пользоваться их гостеприимством.
Девушка ни мгновения больше не верила в то, что является пленницей Аркани. Вероятно, Аркани действительно сначала рассматривал ее как добычу. Она была для него экзотическим животным со светлой кожей. Он мог похвастаться ею в лагере, но большого интереса она не вызывала. Большинство жителей видели в ней ту, кем она и была на самом деле, — чужую, не принадлежащую к их кругу экзотичную особу.
Она не хотела, чтобы на нее глазели, как на предмет с выставки. Она должна найти своего отца.
Дезире ощутила вину от того, что на какое-то время она забывала об отце. Виной этому было очарование, исходившее от мужчины в голубом. Теперь, когда к ней вернулись физические силы, девушка ощутила прилив и душевных сил. Она всегда особенно гордилась тем, что может отбросить все общественные условности, чтобы осуществить собственные намерения.
Дезире поднялась и обратилась к Аиссе:
— Ты очень хорошо относилась ко мне, помогла мне в моей нужде. Таниммерт. Однако теперь настало время: я должна уйти. — Она показала на себя, а потом на пустыню. — Я должна найти своего отца.
Аисса некоторое время внимательно смотрела на нее, потом подняла руки, как будто обороняясь. Она громко крикнула что-то, и пришла Тедест. Женщины взволнованно заговорили друг с другом, затем вместе запихнули Дезире, в маленькую палатку. Аисса решительно опустила полог.
Рассерженная Дезире снова поднялась.
— Где Аркани? Я хочу поговорить с ним. Он меня понимает.
Аисса прекратила оживленно жестикулировать и прижала руки к груди.
— Аркани, — выдохнула она. — Изгар!