В плену у фейри
Шрифт:
Когда я выбралась из деревянной кадки, моя кожа была красной, и комната была тихой, лишь порой вода плескалась об стенку кадки.
Скуврель не был мне другом.
Это означало, что я не могла позволить ощущать к нему что-то, кроме ненависти. Мне нужно было превзойти его, как и мою сестру. Может, придется его убить. Может, стоило сделать это сейчас, пока был шанс.
Перед глазами всплыло его отрезанное ухо, но я отогнала воспоминание. Кто знал, зачем он это сделал? Точно не ради помощи мне.
Я зло оделась в то, что он разложил. Узкие сапоги из черных вороньих перьев поднимались до колен, тонкий камзол
Но было неправильно давать ему одевать меня, когда я хотела вырвать его глаза. Я посмотрела на грязную одежду на полу. Я не могла надеть ее. Она была в вине и крови крысы. Испорчена. Вздохнув, я вышла из-за ширмы, стараясь не выглядеть радостно из-за новой одежды.
Скуврель стоял передо мной, скрестив руки на широкой груди, приподняв идеальную бровь.
— Не в настроении? — холодно спросил он.
— Я никогда не прощу твое черное сердце, — я подражала его холодности.
— Меня украли ребенком и притащили сюда. Как тех детей, — искры чего-то, близкого к ярости, мерцали в его глазах.
Меня словно ударили по животу.
— Вряд ли ты знаешь, как это, — продолжил он. — Поверь, твой плен, по сравнению с этим, милый визит к берегу моря.
— Тогда ты особенно ужасен, раз не помогаешь мне, — яд наполнил мои слова. — Ты знаешь, каково им, но тебе все равно. Ты бессердечный. Ты искаженный. Ты — ничто.
Он зло скривил губы, сделал шаг ко мне. Он схватил меня за воротник и притянул к себе так внезапно, что я направила на него кинжал. Он поймал мое запястье и повернул его, заставив выронить нож. Он удерживал мой взгляд своим яростным взглядом. Миг прошел, мы не двигались, оба тяжело дышали, а потом он склонился и нежно поцеловал меня, словно бабочка задела крылом. Я не сдержалась, предательское сердце забилось быстрее. Его поцелуй ощущался как кража и подарок. Все быстро закончилось. Боль мелькнула на его лице, когда он закончил, глаза жестоко блестели. Он схватил мой нож, сунул рукоять в мою ладонь и толкнул меня к клетке, закрыл за мной дверцу.
Он схватил горсть орехов и сухофруктов, бросил их сквозь прутья за мной. Я едва успела поднять руку, миндаль ударил меня. Он был размером с бревно для костра, тяжелый. Я подавила ругательство от боли в руке. Точно останется синяк.
У меня были синяки всюду. Даже на моем очарованном сердце.
Он вышел из комнаты, не оглядываясь, хлопнул дверью библиотеки, оставив меня дрожать как лист в новых сапогах из перьев.
Как можно было справиться с таким мужчиной? Был ли способ?
Странно, но я думала, что Хуланна могла знать, что делать. Но это погубило бы наш мир, так что я не хотела узнавать.
Я села в клетке, одна, с разбитым сердцем, понимая, что все было не так, как я думала. Ни моя деревня. Ни моя семья. Ни мой союзник в Фейвальде. Может, даже я.
Глава
Я репетировала речь, и, когда он вернулся, бросила слова в него:
— Ты сказал мне, что твой вид не врет, но ты просто имел в виду, что вы в этом лучше нас. Ты врешь в каждой лживой ноте своего голоса, в каждом косом взгляде, каждый раз, когда твое дыхание срывается в обещании. Ты врешь каждым честным словом.
Он замер, уперев руку в бедро, словно показывая, что его рубашка не была застегнута до пояса. Какое мне было дело до его идеального облика в мороке? Я видела его настоящего, странного и спутанного.
— А я говорил что-то, что заставило бы тебя думать иначе? — он сделал паузу. — Ненависть ко мне?
Я забыла, что мы еще играли в это.
— Пять.
Его лицо озарила хищная улыбка.
— Отлично. Готовность к путешествию?
Я помедлила. К какому путешествию? Его ухмылка вызывала тревогу.
— Четыре.
— Я предложил бы тебе плащ, у моря холодно, но у меня нет такого маленького. Придется тебе укрыться той мерзкой шкурой крысы, если нужно.
— Или ты можешь выпустить меня из клетки.
— Подумай. Я подкупил кого-то со Двора Сумерек, чтобы тебя вернули мне, но Равновесие Дворов все еще принимает за тебя ставки, и мне нужно продолжить ту игру. Ты знаешь, что Закон игр не позволяет прервать начатую игру. Я не буду идти против закона, как и против своей природы.
— Это не остановило Двор Сумерек или Двор Кубков, — едко сказала я.
— Нет, это была ставка Двора Кубков. Равновесие записал это. Ставка на кражу, прерывающую игру. Не очень высокая, но самая высокая на то время.
— Выше замка? — мой голос был потрясенным, а Скуврель схватил клетку, и я подвинулась, чтобы закрепить сухофрукты и миндаль.
— Зависит от замка.
— Желание рассказать мне, что ты делаешь, Скуврель?
— Один, — он ухмыльнулся, дразня. Его ярость пропала, сменилась насмешкой. Но я не забыла, как он поцеловал меня и бросил в клетку, а еще обиду и ярость в его глазах, когда он говорил о своем прошлом.