В поисках Дильмуна
Шрифт:
Стоп, уже отклонился от сути… Я сглотнул и начал сначала:
— Бахрейн — остров, расположенный у аравийских берегов так называемого Персидского залива. Совсем маленький остров, его длина в направлении север — юг составляет неполных пятьдесят километров, ширина — около двадцати четырех. Тем не менее это независимое государство, одно из самых маленьких самостоятельных государств в мире. Оно насчитывает около ста пятидесяти тысяч жителей — арабов-мусульман[2], которыми при помощи британского советника правит самодержавно, но милостиво верховный шейх.
Только я разогнался, как последовали вопросы.
— Имя правителя? Сульман — Его Величество шейх сэр Сульман бин Хамад бин Иса Аль-Халифа, кавалер
— Значит ли это, что Бахрейн фактически является британским протекторатом?
Я задумался. Как бы растолковать это датскому читателю…
— Во всяком случае, — ответил я, — не в прямом смысле слова. В моем представлении, британский протекторат подчинен британскому губернатору, располагающему вооруженными силами и правящему от имени местного властителя или совместно с ним. На Бахрейне ничего такого нет. Британцы, так сказать, охраняют интересы Бахрейна. Около ста лет назад правитель Бахрейна и британское правительство заключили договор, по которому Великобритания гарантирует независимость Бахрейна, а тот, в свою очередь, отказывается от пиратства и работорговли, не вступает в договорные отношения с другими государствами и уполномочивает Великобританию представлять его за рубежом. В то же время договор предусматривает невмешательство Великобритании во внутренние дела острова, и, насколько я мог убедиться, это условие строго соблюдается[3].
— А как же насчет британского советника?
— О, это совсем другое дело. Сэр Чарлз не является служащим британского министерства иностранных дел. Просто отец шейха Сульмана взял на службу молодого бывшего офицера, чтобы тот помог разработать план системы образования и технического развития в западном духе на те скудные средства, какими тогда располагала государственная казна. Естественно, когда в казну начали поступать доходы от нефти, его роль и влияние возросли, но вообще-то он остается всего-навсего гражданским должностным лицом бахрейнской администрации. То, что он оказался англичанином, — чистая случайность.
Однако репортер, услышав магическое слово «нефть», сразу утратил интерес к сэру Чарлзу Белгрэйву.
— Да, нефть обнаружена на Бахрейне в 1931 г. До тех пор никто и не предполагал, что она есть в области Персидского залива. Конечно, по тамошним меркам Бахрейн, как я понимаю, не так уж и богат этим полезным ископаемым. По добыче намного превосходят его Кувейт, Саудовская Аравия и даже соседний Катар. Тем не менее последние два десятка лет Бахрейн получал совсем недурной доход, от пяти до десяти миллионов долларов в год, что способствовало постепенному развитию достаточно обеспеченной, просвещенной и вполне процветающей маленькой страны.
— Я вижу, вы неплохо знаете Бахрейн. Вам доводилось бывать там прежде?
— Да, я провел там три года непосредственно перед тем, как приехал в Данию в 1950 г. Работал в нефтяной компании. Правда, сама компания занималась добычей на новых месторождениях в соседнем Катаре, но на Бахрейне помещалась ее контора, где я и служил.
— И теперь вы возвращаетесь туда как археолог. Почему? Есть ли на Бахрейне что-нибудь интересное для археолога?
Я чуть улыбнулся:
— Да, там находится самое большое доисторическое кладбище в мире.
Всю вторую половину того дня мои мысли никак не хотели сосредоточиться на гатях викингов. Я вспоминал день, когда впервые увидел бахрейнские курганы.
…Минуло около двух недель, как я прибыл на Бахрейн. Стояла середина лета, остров окутывала душная, влажная потогонная пелена, которая, как поведали мне сведущие люди, наползает с моря в июне и рассеивается только в октябре. С мрачным удовлетворением
Через десять дней мой шеф — единственный, кроме меня, англичанин во всем здании — был вызван в Англию на срочное совещание. А еще три дня спустя наступил один из арабских праздников, когда принято, чтобы главы европейских фирм в Бахрейне наносили правителю визит и поздравляли его.
Чувствуя себя неотесанным чурбаном и изрядно нервничая, я вызвал большой черный лимузин шефа и направился во дворец, чтобы в качестве временно исполняющего обязанности управляющего Бахрейнским отделением одной из крупнейших в мире нефтяных компаний засвидетельствовать свое почтение абсолютному монарху.
Летний дворец находился километрах в пятнадцати к югу от города. Проехав по узким улочкам базарного квартала и миновав новые высокие жилые дома на окраине, мы очутились среди протянувшихся на несколько километров густых пальмовых рощ. Серые от пыли финиковые пальмы томились в жарких лучах утреннего солнца; в окаймляющих дорогу глубоких ирригационных каналах смуглые мужчины в набедренных повязках мыли где белых осликов, а где и грузовики. Еще один поворот — и мы в пустыне.
После сумеречной рощи меня на миг ослепило яркое солнце на белом песке. А когда глаза привыкли, я увидел курганы. По обе стороны дороги группировались невысокие— два-три метра — круглые насыпные бугры. Чем дальше, тем больше бугров. Их размеры росли, и строй становился все плотнее. Вскоре они заслонили весь горизонт. Впереди, сзади, справа, слева — кругом одни курганы, иные высотой до семи метров. Дорога спустилась в неглубокую долину, здесь высился лишь один десятиметровый холм. Когда же мы въехали на отлогий склон перед дворцом, я увидел, что протянувшийся километров на пять косогор сплошь занят курганами. Они выстроились так тесно, что, можно сказать, наступали на подол друг другу, смыкаясь подножьями. По обе стороны, сколько хватал глаз, километров на пятнадцать, если не больше, раскинулось нескончаемое кладбище; в поле зрения находились, должно быть, десятки тысяч холмов.
Я слышал раньше, что на Бахрейне есть курганы, и, гордясь званием археолога, собирался как-нибудь посетить их. Однако увиденное не укладывалось в моем сознании. Это скопище аккуратных холмиков, говорил я себе, — явление природы, прихотливое творение вулканических сил или ветра. Невозможно, чтобы все эти десятки тысяч бугров были могилами.
Я повернулся к Гхулуму и показал рукой на косогор. Водитель самого управляющего Гхулум не привык возить мелких сошек. Он был возмущен до глубины души, когда я распорядился подать его ревниво оберегаемую колесницу, и явно считал величайшей наглостью с моей стороны присваивать себе обязанности и права его шефа. Всю дорогу он хранил молчание и глядел только прямо перед собой, однако теперь малость смягчился— как-никак я был совсем новенький: