В поисках Дильмуна

Бибби Джеффри Томас

— Могилы, сахиб, португальские могильники.

Аудиенция у шейха явилась приятным контрастом. Пройдя через дворцовые ворота мимо стражей в красных чалмах, я присоединился к маленькой процессии европейцев, которая медленно шествовала через двор, чтобы приветствовать правителя. Когда я представился, шейх Сульман добродушно поглядел на меня и заговорщически улыбнулся, выслушав мои извинения по поводу того, что мой шеф был вынужден вылететь в Лондон; хотя Бэзил Лермитт трудился для обогащения извечного врага шейха Сульмана — катарского шейха Абдуллы, Сульман был к нему весьма расположен. Меня провели на отведенное мне место в зале аудиенций, и африканские слупи согласно ритуалу налили гостям горького кофе из латунных кофейников, после чего, выдержав предусмотренный этикетом срок, принесли тлеющие палочки сандалового дерева и побрызгали розовой водой в знак того, что аудиенция окончена.

На обратном пути Гхулум, не дожидаясь моей просьбы,

остановился в том месте, где курганы стояли особенно часто. Выйдя из машины, я полез на самый высокий из стоявших вблизи бугров. Ботинки скользили по плотно утрамбованному гравию, и пот, кативший градом по моему лицу, совершенно испортил воротничок, галстук и пиджак, которые я надел для визита к шейху. С вершины открывался еще более внушительный вид на нескончаемые ряды погребальных холмов. Подавляющее большинство их представляло собой просто круглые курганы, но иные были окружены невысоким кольцом, словно призванным защитить их от напора соседей. Было видно, что над многими буграми кто-то потрудился: мелкие ямы, а то и глубокие выемки на западных склонах указывали, где грабители покушались на помещенные внутри захоронения.

Шесть лет спустя, вспоминая с позиции археолога, занятого полевыми работами в Дании, мою первую встречу с. курганами Бахрейна, я дивился тому, что не использовал лучше три года, проведенных на острове. За весь этот срок я раскопал только один холм, да и то из числа самых маленьких. И мои тогдашние «раскопки» были весьма неквалифицированными, если исходить из правил, усвоенных за три года работы на датских курганах под руководством экспертов. Подобно грабителям былых времен, я прорыл с вершины ход к каменному перекрытию погребальной камеры, рассчитанной на одного покойника. Подняв две плиты, перерыл накопившийся на дне камеры многосантиметровый слой земли и пыли. И ничего не нашел. То ли меня опередили грабители, то ли захороненный здесь человек был слишком беден, чтобы взять с собой что-либо на тот свет. Скромные размеры могильного холма говорили скорее в пользу последней догадки.

Это было моим единственным покушением на бахрейнские курганы. Почему-то жизнь на Бахрейне не располагала заниматься тем или иным хобби всерьез. В летние месяцы лишь очень большой энтузиаст мог устоять против соблазна подремать после работы под потолочным вентилятором или в спальне с кондиционером, которым некоторые фирмы начали оснащать жилища своих служащих. Зимой соблазны были прямо противоположного свойства: ласковые северные ветры и усмиренное солнце, согревающее белый песок и зеленоватое море. располагали скорее к отдыху на природе, чем к энергичным начинаниям. Вечера и выходные дни были заполнены парусным спортом, плаванием, теннисом, пикниками и вечеринками на свежем воздухе, рыбалкой. Только самый бесстрашный оригинал решился бы отвергнуть все приглашения и отправиться в одиночку на раскопки. А я считал, что молодому служащему нефтяной компании не следует быть оригиналом.

Как бы то ни было, теперь мне предстояло вернуться на Бахрейн. Притом на сей раз в качестве археолога, и не надо искать предлога или брать отпуск, чтобы копать сколько душе угодно. И я отправлялся в путь не один, а вместе с опытнейшим товарищем.

Итак, теперь самое время представить читателям профессора Петера Вильхельма Глоба, которого обычно все зовут просто П. В.

За полтораста лет со времени рождения европейской археологии (кстати, это произошло в Дании) Дания регулярно поставляла выдающихся археологов. Христиан Юргенсен Томсен, начинавший свою карьеру в качестве коммерсанта, приобщился к археологии, спасая от огня коллекцию монет при бомбардировке англичанами Копенгагена в 1807 г., стал затем первым директором датского Национального музея и впервые обосновал деление доисторического периода на каменный, бронзовый и железный века. Ене Асмуссен Ворсо, который еще школьником начал работать у Томсена в Национальном музее, поссорился с шефом, когда бедность вынудила его просить жалованье за свой труд, и обратился прямо к королю Дании, после чего получил средства на археологические исследования за границей. Он стал закадычным другом увлекавшегося археологией кронпринца, впоследствии короля Фредерика VII, и, возвратясь на родину в 1865 г., возглавил после Томсена Национальный музей. Софус Мюллер, вспыльчивый коротыш с козлиной бородкой, сменил Ворсо на директорском посту и за время своего правления приобрел легендарную славу как ярый противник происходившего в ту пору бездумного разорения датских курганов и как человек, открывший культуру носителей боевых топоров, которые вторглись с востока в Европу каменного века. Их хоронили в этих курганах.

П. В. по праву стоит в ряду этих исследователей; недаром сегодня, в 1969 г., он занимает пост руководителя Национального музея и Государственного собрания древностей Дании. Однако в то время, о котором я пишу, в 1953 г., он был профессором археологии в Орхусском

университете и руководил тамошним Доисторическим музеем, где я работаю. Дородный и рослый, с костистым лицом и гривой светлых волос — ему их просто некогда подстричь, — он вырос в семье художников и сам замечательно владеет кистью. Археологические исследования П. В., как и его живопись, отличает поразительная зоркость; в беспорядочном на первый взгляд скопище деталей он видит стройную систему, а в кажущейся гармонии различает аномалию. Эта способность ярко проявляется в поле, где П. В. неизменно находит вдвое больше кремневых изделий или крашеных черепков, чем любой другой опытный археолог, и словно по наитию совершенно точно определяет возраст, происхождение и значение своих находок. Иной готов досадовать, даже сильно досадовать, видя, как догадки П. В. подтверждаются последующими открытиями, о которых он не мог подозревать; лишь проработав с ним не один год, понимаешь, что за наитием кроется редкостное умение видеть систему, видеть в большой мозаике место, куда надлежит вставить найденные предметы, чтобы они легли правильно как с эстетической, так и с научной точки зрения. Что до разработки планов, то и тут прозорливость П. В. на удивление часто помогает ему вовремя поспеть туда, где делается новое открытие или рождается возможность начать новое увлекательное дело.

Бахрейн — весьма показательный пример. Кто мог предвидеть, что появление в числе сотрудников датского музея англичанина, бывшего служащего нефтяной компании, со временем обернется археологической экспедицией на Ближний Восток? А вот П. В. чувствовал, что такое нарушение обычной музейной практики неизбежно повлечет за собой интересные, вероятно, занимательные и, возможно, даже важные последствия. Рядом с П. В. не соскучишься.

Разумеется, я рассказывал про бахрейнские курганы. Помню, после обеда в старом неустроенном доме П. В. за рюмкой вина сидели в библиотеке сам хозяин и, вперемежку с женами, четверо подобранных им вопреки общепринятым правилам сотрудников музея. Моя жена Вибеке описывала нашу жизнь в Бахрейне, говорила о том, как там после обеда мы выезжали из столицы, Манамы, на запад, в район пустыни, где на песке лежали миллионы черепков. Как мы бродили в лучах уползающего за пальмы солнца, подбирая осколки стеклянных браслетов и фарфора периода Мин, а иногда и медные монеты. Внезапно П. В. стукнул кулаком по столу и возвестил:

— А давайте-ка снарядим экспедицию на Бахрейн!

С тех пор прошло полтора года, ибо организовать экспедицию совсем не легко. Пожалуй, здесь стоит объяснить, что Доисторический музей в Орхусе не назовешь богатым учреждением. За два года до описываемых событий он был лишь маленьким уютным провинциальным музеем, делами которого в свободное время управлял заведующий городской библиотекой, а дежурила в нем почтенная седовласая дама, впускавшая посетителей, только когда они звонили в дверь. Музей располагал недурным собранием картин датских живописцев XIX в.; в трех комнатах помещались стеклянные витрины, полные собранных в округе кремневых топоров и гончарных изделий железного века. В 1959 г. новый Орхусский университет учредил кафедру археологии и избрал П. В. ее руководителем. А поскольку было известно, что П. В. не любитель чисто академических исследований и преподавания, в его ведение отдали музей, чтобы он превратил его в исследовательское учреждение, и даже наскребли денег, позволивших П. В. взять с собой из Национального музея молодого талантливого специалиста по раскопкам и весьма деятельного хранителя. Но не больше. Два других сотрудника музея, в том числе и я, были сверхштатными, и жалованье нам платили (если вообще платили) из с трудом выколачиваемых скудных ассигнований научных и литературных фондов на отдельные раскопки и на перевод книг и статей.

Мысль о том, чтобы Доисторический музей с его мизерными средствами включился в раскопки на Востоке, иначе говоря, вторгся в сферу, до той поры резервированную лишь для учреждений такого масштаба, как нью-йоркский Метрополитен-музей, Британский музей, Лувр, берлинские государственные музеи и наиболее богатые университеты США, выглядела совершенно нелепо и чрезвычайно заманчиво. Я послал сэру Чарлзу Белгрэйву письмо, в котором спрашивал, может ли бахрейнское правительство дать согласие. Он ответил, что обсудил этот вопрос с шейхом Сульманом и тот воспринял нашу идею восторженно.

С тех пор прошло больше года, и шейх Сульман начал проявлять нетерпение. Я был вынужден написать сэру Чарлзу, что первое ходатайство, направленное нами в Научный фонд, было отложено в долгий ящик «из-за отсутствия у правительства средств». Далее, год спустя, нас известили, что, если мы запросим столько же денег, новое ходатайство тоже будет отклонено; другое дело, если мы попросим меньшую сумму. Серьезное препятствие, ведь в первый-то раз мы после самых тщательных подсчетов запросили предельный минимум, необходимый для работы на Бахрейне экспедиции в составе двух человек.