В поисках Дильмуна
Шрифт:
Если большинство могильных холмов не превышают два человеческих роста, то курганы у Али — настоящие великаны, самый низкий из которых равен высотой трехэтажному дому. Мы десять лет колебались, прежде чем решились раскопать (безуспешно) хотя бы один из этих холмов; Придо в два счета управился с восемью. Конечно, по нынешним меркам его методика уязвима для критики: во многих случаях он довольствовался тем, что пробивал наклонный ход сквозь твердокаменную насыпь до центральной камеры. Здешние камеры были куца больше тех, что потом раскопал Маккей, но сооружались по тому же плану, и скудное содержимое также лежало в полном беспорядке. Однако Придо понимал, что скудость и беспорядок — следствие грабежа. В числе найденных им предметов были два золотых кольца и куски двух статуэток из слоновой кости. Именно эти статуэтки дали повод к догадке, что курганы принадлежали финикийцам. Ибо в Британском музее, куда они попали, эксперты обнаружили в них сходство с изделиями, которые приписывались финикийцам.
Объемистые монографии Придо и Маккея заняли немало места, когда я укладывал чемоданы, готовясь возвращаться в Данию. Третий отчет в виде оттиска из журнала Королевского азиатского общества я сунул в карман пальто, чтобы прочесть на обратном пути через Северное море. В нем говорилось об исследовании древностей Бахрейна, проведенном в 1879 г. по поручению британского министерства иностранных дел неким капитаном Дюраном; по возрасту эта публикация была старшей из трех, а по содержанию оказалась самой ценной.
За пятнадцать лет исследований на Бахрейне наше восхищение капитаном Дюраном непрерывно возрастало. Он не был археологом. И не бахрейнские древности главным образом привели его на остров, они служили только прикрытием. Статья о них увидела свет уже в 1880 г., а более объемистый отчет об экономическом и политическом положении на Бахрейне по сей день доступен только служащим министерства иностранных дел. Но как же тщательно подошел Дюран к изучению древностей! Подобно тем, кто работал на острове после него, он, конечно же, видел огромный некрополь — еще до Придо и Маккея им был вскрыт и описан один из больших курганов Али. Правда, Дюран сомневался, что конструкция, которая была в нем, предназначалась для погребений. Однако он в отличие от своих преемников на этом поприще не ограничил этим исследование острова и отметил много других объектов, которые могли представить интерес для историков. Когда нам в нашей работе встречались новые интересные памятники, мы, обратясь к публикации Дюрана, сплошь и рядом обнаруживали, что он опередил нас, стоял на том же самом месте и включил его в перечень древностей, заслуживающих более пристального изучения. Венцом его трудов явилось открытие и доставка в Англию клинописной надписи, высеченной на черном базальтовом блоке, вложенном в стену одной мечети. Дюран опубликовал эту надпись, и много лет она оставалась единственным известным текстом из древнего Бахрейна. Черный камень явно был «закладным камнем», и текст в четыре строки разочаровывает своей краткостью. Вот его перевод:
Дворец
Римума
служителя бога Инзака
человека [племени] Агарейского.
Впрочем, как ни краток текст, он не лишен значения. В частности, важным следует считать упоминание бога Инзака[7], имевшее существенное значение для идентификации острова Бахрейн. Этот вопрос будет подробно рассмотрен в следующей главе. Здесь скажу только, что уже тогда мы чувствовали: предполагаемая экспедиция на Бахрейн сулит нам соприкосновение с одной из наиболее спорных проблем месопотамоведения — с проблемой о местонахождении древней страны Дильмун.
Вернувшись в Данию с фрагментами четырехтысячелетней мозаики в багаже, я сразу столкнулся с более современной проблемой. П. В. прислал из Гренландии телеграмму, спрашивая меня, как отнесется шейх Бахрейна к подарку в виде гренландского кречета.
В этом вопросе двух мнений быть не могло. На всякий случай я написал письмо советнику шейха, однако тут же телеграфировал П. В., что шейх Сульман несомненно будет счастлив. Соколиная охота — популярный спорт арабских правителей и принцев; среди — многих неожиданных черт сходства между дворами шейхов и средневековых королей Европы это особенно бросается в глаза. Во время аудиенций поблизости от шейха неизменно стоит служитель, на руке которого восседает сокол; вокруг дворца всегда можно видеть дремлющих на Солнце или машущих крыльями и треплющих клювом клок меха ястребов и кречетов. Старший сокольничий — одно из главных лиц при дворе, и отведенное для ловчих птиц помещение всегда благоустроено. Редко проходит неделя, чтобы шейхи не отправились со своими соколами на два-три дня в пустыню поохотиться на газелей и дроф, и достоинства ловчих птиц — постоянный предмет оживленных споров между соперниками.
Для охоты используют разных представителей семейства соколиных, чаще всего ястребов и сапсанов. Но особенно высоко ценят кречетов, лучшие из которых добываются в Иране, и шейхи платят изрядные деньги за этих птиц. Кречет — самый крупный и сильный представитель соколиных; в средневековой Европе охота
П. В. все это знал или, во всяком случае, подозревал и, услышав о поимке трех птенцов в горах у ледника, тотчас приобрел их для Копенгагенского зоопарка, зарезервировав одного для правителя Бахрейна. Когда П. В. возвратился в Данию, я немедленно отправился в Копенгаген, и мы вместе отобрали для подарка самого красивого кречета — молодого самца, который только-только начал облачаться в прекрасный белый наряд.
От возвращения П. В. до нашего отъезда в начале декабря время пролетело быстро. Подготовка снаряжения не потребовала особых хлопот. Мы намеревались провести на острове возможно более тщательную разведку и покопать в самых многообещающих местах. Что это будут за места, какие проблемы нас ожидают и какое специальное снаряжение потребуется — обо всем этом можно было лишь гадать. А потому мы припасли на каждого по строительному мастерку и двухметровой рейке, взяли нивелир и два фотоаппарата. Что еще понадобится — приобретем на месте или получим из Дании. Зато немало времени потратил я на письма бахрейнским знакомым — бывшим сослуживцам в нефтяной компании, директору гостиницы Британской авиакомпании и некоторым торговцам. Нам ведь надо будет где-то поселиться, обзавестись машиной и рано или поздно нанять рабочих. А наши финансы строго ограничены — стало быть, чем скорее устроимся и приступим к полевым работам, тем лучше.
Каменный конус высотой 65 см, найденный капитаном Дюраном на Бахрейне в 1879 году и затем вновь утраченный, первоначально входил в кладку храмового фундамента. Стиль надписи позволяет датировать ее примерно 1800 годом до н. э.
Второго декабря, в пасмурный день с низко ползущими облаками, мы вылетели из Копенгагена. Выбрать самолет было непросто, ведь кречета надо было везти в герметичном грузовом отсеке. Холод нас не пугал, гренландские кречеты легко переносят температуры ниже сорока градусов мороза, но кислород птице был нужен не меньше, чем нам. Нам предстоял прямой рейс до Бейрута, а там пересадка на самолет, прибывающий в Бахрейн под вечер следующего дня. Провожающих было много, пришли студенты П. В. и бывшие его коллеги по Национальному музею. Вибеке не скрывала своей грусти: когда мы три года назад покидали Бахрейн, я обещал ей, что мы когда-нибудь вернемся на остров. И вот я возвращаюсь туда без нее…
Самолет взлетел и через полчаса приземлился в Гамбурге, где нам сообщили, что дальше в этот день мы не полетим: весь юг Европы затянул густой туман.
Мы беспокоились за нашего кречета. Правда, когда мы забирали его в зоопарке, нам сказали, что он вполне может обойтись без корма тридцать шесть часов, а потому мы отнесли его в помещение с утешительной вывеской «Живой груз», надеясь, что все будет в порядке. Однако туман не спешил рассеяться, и, вылетая на другой день мы уже точно знали, что не успеваем на бейрутский самолет. Перед вылетом отправили телеграмму Чарлзу Белгрэйву, прося его передать шейху Бахрейна, что кречет и его сопровождающие опаздывают.
В Бейрут мы прибыли в три часа ночи. И узнали, что из-за неправильно оформленных виз не можем покинуть аэропорт. Однако мы быстро убедились, что значит очутиться в арабском мире в обществе знатного посланца. Сами мы готовы были провести остаток ночи в креслах зала для транзитных пассажиров, но с нами был белый кречет. И мы объяснили, что беспокоимся за него, ведь он почти двое суток не получал ни воды, ни корма. Тотчас вся атмосфера изменилась. Окруженные кольцом представителей таможни и иммиграционных властей, мы распаковали транспортную клетку, и все увидели сонно мигающего гренландского сокола. Меня проводили в ресторан аэровокзала. Правда, ночью он не обслуживал пассажиров, но дежурный повар, услышав, в чем дело, тотчас выдал нам котелок воды и кусок сочного мяса. Под одобрительные возгласы на арабском языке кречет жадно набросился на сырое мясо, и, пока он утолял голод, представитель иммиграционных властей, извинившись перед нами за досадную ошибку, допущенную при оформлении визы посольством в Копенгагене, живо проштемпелевал паспорта и проводил нас до такси, пообещав лично проследить за тем, чтобы до нашего возвращения белому кречету был обеспечен надлежащий уход. Через полчаса мы уже расположились в роскошном отеле из числа тех, что авиакомпании держат для утешения томящихся ожиданием транзитных пассажиров, и наконец легли спать.