В поисках Дильмуна

Бибби Джеффри Томас

Здание П. В. (мы уже начали называть его дворцом)’ отклонялось от изложенной схемы тем, что в нем вовсе не оказалось жилых слоев. Толстые слои обломков разрушенной кровли и стен спадали наклонно вплоть до цементного пола. Очевидно, здание некоторое время было необитаемо еще до разрушения, и за это время его очистили не только от всего ценного, но и от мусора. Странное обстоятельство; оно продолжает озадачивать нас и поныне.

Чтобы датировать это здание, надо углубляться под пол. Может быть, там окажутся предшествующие полы, и мусор между ними даст нужную информацию. Если нет, строительный слой позволит определить дату строительства. Вот и одна из задач на очередной полевой сезон. Но до той поры надо еще разобраться с нашими «ваннами-саркофагами». Напомню,

что в первом году мы обнаружили два глиняных гроба, вставленных в выемки в полу. Они явно появились позже самого здания, однако раньше, чем обрушилась его верхняя часть. А в этом году нам встретился третий саркофаг — самая значительная находка года, потому что он оказался нетронутым. Когда мы вышли на него за лестницей, недалеко от двух других погребений, перекрытие из двух соединенных цементом каменных плит лежало на месте совершенно целое. Снять его оказалось непросто: первоначально плиты покоились на деревянной крышке, но дерево истлело, и они зависли над открытым гробом в ненадежном положении. Одно неосторожное движение, и они могли рухнуть на останки. Андерс (Харалд Андерсен) три дня провозился с плитами, боясь дохнуть на них. Наконец, он разъединил их и поднял одну за другой. После чего мы наконец-то увидели захоронение.

Скелет, как и другие найденные нами останки, лежал на дне глубокого саркофага в скорченном положении. Возле него — полный «питейный» сервиз из бронзы. Плоская, мелкая бронзовая миска; глубокая бронзовая ваза с ручкой на петлях, как у ведерка; «чайное ситечко» с ручкой, оканчивающейся звериной головой; черпачок; ковш с длинной ручкой, подвешенный на петле к краю миски так, что можно было зачерпнуть вино из узкогорлого кувшина и налить в кубок. Кувшин для вина тоже присутствовал — глубокий глазурованный керамический сосуд с заостренным основанием.

Зарисовав и сфотографировав все эти предметы на месте, мы осторожно извлекли их из гроба и приступили к более тщательному изучению мужского скелета. Покойник был захоронен с железным кинжалом у пояса; на шее подвешена агатовая печать. На дымчато-голубом камне была вырезана фигура человека или бога, стоящего перед деревом, над которым помещалось крылатое солнце. Форма печати и изображенная на ней сцена были достаточно типичны, чтобы даже мы, при нашем ограниченном опыте, могли сразу же сказать, что перед нами «нововавилонское» изделие.

И теперь, ожидая, когда с Бахрейна прибудет «питейный» сервиз, я снова и снова рассматривал печать (П. В. привез ее с собой в кармане). Справившись со специальной литературой, мы могли уверенно датировать ее примерно 650 г. до н. э., с точностью до пятидесяти лет.

Таким образом, число твердых опорных точек в нашей хронологии Бахрейна множилось, и я причислял «ванны-саркофаги» к периоду города IV, допуская при этом, что и дворец может относиться к тому же периоду.

Период аттической посуды, или «любителей кукурузных хлопьев», стал в итоге городом V. Между собой мы называли эту керамику «греческой», хотя она вовсе не была таковой. Исламская крепость с ее керамикой горизонта 1 теперь стала городом VI; а самый последний обитаемый горизонт в наших раскопах — яма, где португальцы добывали камень для своей крепости, — получил наименование города VII. Естественно, и сама португальская крепость относилась туда же.

Семь городов — симпатичная цифра. Столько чередовавшихся городов было раскопано в Трое. И очень мелодично звучит английское Seven-City-Sequence. Правда, вскоре кто-то заметил, что есть еще и город VIII, представленный десятком барасти на гребне телля и пришлой культурой — датским поселением внутри бастионов города VII… Впредь мы именовали себя «карлсбергской культурой».

Выявив последовательность из семи (если хотите, восьми) городов, мы на какое-то время упустили из виду, что на самом деле не так уж далеко продвинулись. Действительно, археологически путь был пройден приличный, обнаружено семь чередующихся культур, пять из которых получили удовлетворительную датировку. Однако с исторической точки зрения нового мы узнали мало. Вряд ли можно считать вкладом в мировую

историю или хотя бы в историю Бахрейна тот факт, что во II тысячелетии до н. э. бахрейнцы наполняли ямы мусором. Даже то, что этот мусор ничем не отличался от мусора, выброшенного жителями Месопотамии той же поры, приобретало значение на весах истории лишь в том случае, если мы покажем, почему он не отличался, какого рода связь была между Бахрейном и Месопотамией в касситский период.

Мы кое-как могли объяснить наличие аттической керамики в городе V путешествиями мореходов Александра Великого на остров Тилос. Но отважимся ли мы связать находку нововавилонской печати в городе IV с хронологически близким утверждением Ашшурбанапала, что Дильмун — одна из областей его царства? И если так, не может ли наш дворец быть дворцом «Упери, правителя Дильмуна»? Наконец, самое главное, где место города II, «барбарской» культуры, в мировой истории? Она недостаточно древняя, чтобы связывать ее с Гильгамешем, даже если считать Гильгамеша историческим лицом.

Необходимо копать еще. И нас особенно занимала одна археологическая загадка. Почему я обнаружил следы города I, города II и города III в крайнем южном шурфе, а в других этого не произошло? Когда я сравнил мои зарисовки разрезов из трех шурфов, вопрос этот принял вполне конкретные формы. В последнем шурфе улицы и здания города II находились на том же уровне, где я чуть севернее нашел мощные слои с остатками города V. А во времени их разделяли две тысячи лет. Где-то между моими последними двумя раскопами с указанными слоями произошло нечто радикальное. Что именно, было совершенно ясно: совершая скачок на двадцать пять метров, чтобы заложить последний шурф, я лихо перескочил через стену, окружавшую город II.

Пришла пора планировать очередной полевой сезон. Надлежало сформулировать и запечатлеть на бумаге обзор наших достижений и неразрешенных вопросов. Надо было отчитаться перед финансирующими организациями и лицами, как мы распорядились их деньгами, и просить ассигнований на следующий этап работы. Каждый год составление надлежащих писем фонду Карлсберга, правительству Бахрейна и Бахрейнской нефтяной компании знаменовало финальный акт одной экспедиции и официальный старт следующей. А в этом году предстояло написать два новых письма — правительству и нефтяной компании Катара.

Письма с просьбой о субсидировании деньгами во многом составляли наименее приятную часть наших экспедиций. Хотя мы неизменно встречаем полное и доброжелательное понимание нашей потребности в ссудах от правительств и нефтяных компаний, нам не доставляет большой радости из года в год выступать просителями. Есть тут и другие минусы. Полное отсутствие средств у нашего музея означало, что мы, как говорится, считали каждый грош и могли планировать не больше, чем на год вперед. О каких-либо капитальных расходах на столь удобные для перевозки грунта самосвалы или узкоколейки не приходилось и мечтать. Купить новый «лендровер» — значило поступиться двадцатью днями раскопок; между тем для разведки в Катаре нам требовались в очередном году два «Лендровера».

Тут еще возникла новая проблема, которая в последующие годы приобрела все более внушительные размеры. Бахрейнское правительство было вправе возражать, если деньги, выделенные для работы на Бахрейне, будут расходоваться на исследования в Катаре. В свою очередь, правительство Катара и Катарская нефтяная компания, щедро откликнувшиеся на наши ходатайства о ссудах, естественно, ожидали, что эти средства используются в Катаре, а не на Бахрейне. Отсюда бесконечная возня с денежными расчетами. Расходы на почтовые марки для писем бахрейнскому и катарскому правительствам, как и следовало, относились соответственно на счет Бахрейнской и Катарской экспедиций, а вот кому платить за почтовую бумагу? И если с авиабилетами Бахрейнского и Катарского отрядов все оставалось ясно, то на чей счет заносить наши с П. В. билеты? В промежутках между полевыми сезонами финансовая часть нашей экспедиции стала отнимать большую часть моего рабочего времени.