В поисках Дильмуна
Шрифт:
Надо сказать, что за пределами Египта в этом периоде рельефные изображения практически не были известны. Их нет в долине Инда, хотя Индия изобилует рельефами и петроглифами поздней поры; огромные каменные рельефы ассирийских царей в Месопотамии моложе на 2000 лет. Правда, мы обнаружили рельефы животных на облицовке гробниц Умм ан-Нара, но рельефы Бурайми были крупнее, выполнены лучше и куда разнообразнее. Вот два гепарда (или льва), терзающие газель; вот два смотрящих друг на друга орикса, а ниже их голов — два человека рука в руке; вот сексуальная сцена в индийском духе (не очень подходящий сюжет для гробницы, решили мы); вот человек ведет за уздечку ослика, на котором сидит другой человек… Последний сюжет Карен тотчас назвала «Бегство в Египет». Когда я покидал Бурайми, направляясь на Бахрейн, Эйвинд полным ходом делал с этих рельефов слепки из папье-маше.
В
Возвратившись с Бахрейна в Дахран, я застал отряд, приехавший из «Герры». На другой день нам предстоял бросок далеко, на юг — в Джабрин. Все было готово, и тут, за 12 часов до нашего выезда, нам преподнесли совершенно неожиданное открытие. И хотя мы еще толком не знали, чем оно обернется, это был тот самый случай, когда требовалось проявить гибкость. Мне вручили записку от школьной учительницы Грейс Бакхолдер, рьяной собирательницы древностей. Не заинтересует ли меня объект с кремневыми наконечниками стрел и расписной керамикой?
Войдя через 10 минут в комнату Грейс, я сразу увидел на столе ее находки. Два десятка черешковых наконечников стрел с заостренным назад пером и столько же других изделий из кремня — ножевидные пластины, скребки, шилья. Сверх того около 200 черепков зеленовато-желтой тонкостенной посуды с темно-коричневым геометрическим орнаментом. Я онемел, ибо эта находка превосходила все наши мечты, и мне внезапно стало ясно, к какому периоду относится нижний слой Тарута с его бесформенным желтоватым черепком и тремя кусками обработанного кремня. Грейс с волнением смотрела на меня, боясь, что я пожму плечами и скажу:
— Исламские.
Но… — с трудом вымолвил я, — но ведь это Убейд.
Около 5000 г. до н. э. на обширные заболоченные равнины в нижнем течении Тигра и Евфрата, где впоследствии возник Шумер, а еще позже Вавилония, пришли первые земледельческие племена[60]. Эти неолитические первопоселенцы делали сосуды из желтовато-зеленой глины и украшали их темно-коричневым геометрическим узором. Никто не знает, откуда они прибыли, — может, с юга, может, с востока. За 1000 с лишним лет они постепенно освоили Нижнюю Месопотамию, и их керамика распространилась в ранее заселенные области Северной Месопотамии; даже в Сирию. Культура этих племен носит наименование Эль-Убейд; ближайшее к Дах-рану (и древнейшее) поселение убейдской культуры находилось в 650 километрах к северу от него, в Эриду. И вот теперь такое поселение обнаружилось здесь, в Аравии.
Я сел, осмысливая это открытие. А Грейс уже рассказывала, что материал собран на поверхности невысокого холма среди дюн в полукилометре от берега, километрах в 100 к северу от Дахрана.
Я знал этот участок побережья. Как и здесь, где мы сейчас собрались, море там отделялось от суши чередой низких песчаных холмов, за которыми простирались обширные солончаки. Видимо, 6000–7000 лет назад, когда на месте солончаков плескалось море, эти холмы были островками. Тем временем Грейс продолжала свой рассказ. Ей не встретилось ничего похожего на строения, но она подобрала куски глиняной обмазки, одна сторона — гладкая, на другой — отпечаток пучков камыша. Грейс показала мне с полдюжины таких кусков, свидетельствующих, в каких домах жили аравийцы каменного века; они были во всем похожи на глиняную обмазку с отпечатками камыша, найденную на других убейдских объектах. Однако самый большой кусок кое-что добавил к этой информации: его гладкая сторона обросла ракушками.
— Ну да, — подтвердила Грейс, — я нашла его у самого подножия холма.
(Когда мы спустя две недели побывали там, Оле определил высоту места, где была найдена обмазка с ракушками. Четыре метра выше отметки уровня полной воды — убедительное доказательство того, что суша поднялась относительно моря.)
Все это оказалось исключительно важным. После открытия нами культуры Умм ан-Нара это была самая значительная изо всех аравийских находок, и она требовала немедленного исследования. Увы, нам все-таки недоставало гибкости, мы не могли ломать график. Вещи уложены, получено все необходимое для поездки в Джабрин. «Бобтэйлы» (на сей раз их насчитывалось
На другое утро мы тронулись в путь — 150 километров по дороге до оазиса Хуфуф плюс 400 километров по компасу через барханы и необозримые гравийные равнины. После ночевки (мы спали, завернувшись в одеяла, на земле подле грузовиков) покрыли еще 80 километров среди крутых эродированных холмов. Даже сотрудники Геологического управления считали такое путешествие относительно серьезным, хотя Джабрин для них представлял собой лишь остановку на маршруте до Руб-эль-Хали.
Мы ехали в Джабрин, что называется, наугад. В этом обширном оазисе нет постоянных обитателей, лишь иногда туда летом наведываются люди племени мурра. На аэрофотоснимках можно различить множество курганов на окружающих оазис холмах. Так далеко внутри материка (Джабрин лежит примерно в 500 километрах от побережья) курганы вряд ли могли принадлежать культуре Ранний Дильмун — разве что наше суждение о Дильмуне как о приморской культуре было совершенно ошибочным. Короче, следовало быть готовым ко всему.
Мы думали провести в Джабрине две недели, но сократили срок пребывания до 10 дней. Это были 10 дней адской жары. В полдень, как по расписанию, начинались пылевые бури, песок хлестал нас по лицу, забивал ноздри. Ветер норовил сорвать палатки. Мы приучились начинать работу в шесть утра, с рассветом, и трогались обратно в долгий путь до лагеря, как только после 11 на южном горизонте возникали желтые облака.
Курганы были на месте — тысячи курганов на каждом холме. А среди зарослей в оазисе выстроились в ряд курганы размером побольше, с длинными камерами из огромных плит. Длина самой большой камеры достигала почти 14 метров. Такие масштабы превосходили возможности нашего маленького отряда, а ближайшее место, где можно было бы нанять рабочих, находилось в 300 километрах. Но мы вскрыли на холмах шесть конусовидных курганов поменьше. Они были тщательно сложены из дикого камня; у каждого в середине — прямоугольная камера, облицованная плитами. Мы отметили сходство с гробницами на склонах Джебель-Хафит в оазисе Бурайми. Правда, в отличие от них у здешних курганов нет входа.
Грабители и тут основательно потрудились. Пять камер оказались совсем пустыми, в шестой нам встретились одни лишь разбросанные кости да не замеченный кладоискателями бронзовый наконечник копья. Керамика начисто отсутствовала — обстоятельство чрезвычайно странное. Можно подумать, что люди, соорудившие эти курганы, почти не пользовались глиняной посудой, подобно современным бедуинам. Единственным материалом для датировки мог служить наконечник копья, а его форма, включая паз и прямые плечики, указывала на середину II тысячелетия до н. э.
Хронологическая таблица, обобщающая археологические результаты наших раскопок и сопоставляющая их с историческими данными о Дильмуне
Итак, по утрам мы раскапывали курганы или собирали кремневые наконечники стрел на богатой стоянке позднего палеолита по соседству с большими курганами в долине, а во второй половине дня, когда палатки трепетали от порывов ветра, насыщенного песком, мы чаще всего переносились мыслями на 6000 лет назад. Убейдский памятник на побережье почти наверняка датировался V тысячелетием до н. э. Это меняло все наши представления об истории края. Может, цивилизация[61]пришла в область Персидского залива все-таки с севера, а не с востока? Или же убейдская культура зародилась в Восточной Аравии и оттуда распространилась в Двуречье? Может, есть зерно истины в древней шумерской легенде о человеке-рыбе, принесшем земледелие в Месопотамию со стороны залива! Каким бы ни был ответ, одно не вызывало сомнений — цивилизация в странах Персидского залива на 1000 с лишним лет старше, чем мы предполагали, и этот многовековой пробел в истории необходимо как-то заполнить. Сердце трепетало при мысли, что есть одно, и только одно место, где можно изучить недостающие столетия. В нижних слоях гарутского телля лежит убейдская керамика, в верхних — «барбарская». Очевидно, между ними заключена история о том, как одна развилась в другую. Однако Тарут по-прежнему оставался недосягаемым для раскопок.