В поисках мальчика. 2137 год
Шрифт:
Вероятно, 2225-й хотел подговорить меня на побег, но я был не из таких. Мне было здесь уже привычно. Возможно, мы все страдали от того, что находилось внизу, или я не понимаю, как это объяснить. Перед сменами, когда нас собирали в группы, была возможность обсудить всё, что происходило здесь. Все боялись спускаться вниз: считалось, что внизу высокий уровень радиации. Ведь снизу шёл тёплый пар, благодаря которому мы не замерзали зимой, когда стены быстро охлаждались. А вот о том, что за этими бетонными стенами, я ничего не знал.
Иногда в награду за хорошее поведение или за выполнение сложного поручения нам активировали
Но как нам удалось стать настолько безразличными ко всему? Несколько раз я видел, как некоторые молча прыгали в пропасть, иногда задевая и унося с собой других случайных пленников. Но никому не было до этого дела. Самоубийцу успевали заменить другим заключённым, и вот уже его вызывали на многочасовую смену.
Я не знал, сколько времени нахожусь здесь. После рабочей смены нас выпускали на прогулку. Раз в полгода нас переводили в другую клетку. Иногда с новой клеткой везло, иногда – нет. Важно было следить за руками, чтобы хватка была хорошей. Недостаточно крепко ухватишься – и всё. В лучшем случае – ушибы, в худшем – переломы. Проходя по прутьям клеток, иногда по приказу взбираясь наверх или спускаясь вниз по лестнице на стене, можно было случайно сорваться, и тогда спасти могла только ловкость рук: карабин страховочного троса часто не выдерживал. Все было старое и ненадежное. А еще казалось, что все мы – грустные, грязные и заросшие обезьяны.
Мне говорили, что я убийца. Мне показали множество фотографий моих жертв. Я ничего не помнил, но был уверен, что виновен. Их лица были мне смутно знакомы, и смотреть на них было невыносимо. В итоге я смирился со своей судьбой. Я был не нужен обществу за стеной и, что самое главное, не нужен самому себе. Какая у меня могла быть жизнь? Лишь безнадёжное существование. Мне сказали, что мои воспоминания стерли специально, чтобы я не сошёл с ума и не покончил с собой. Самоубийство – самый большой грех. Про грех мне сказал 2225-й, когда мы вместе наблюдали за очередным самоубийцей. Тогда я решил: пусть всё плывёт по течению, не нужно торопить события.
«Живи для себя», – гласила белая надпись на внутренней стене градирни. Сбоку кто-то приписал чем-то темным: «Живи в себе, ведь ты не помнишь».
Некоторые говорили, что если не понимаешь, какого цвета надпись, то это чёрный. Но для меня это был белый. Я отчётливо видел его и наслаждался им. Как же так вышло?
Говорили, что надписи на стенах оставили пленники: одни раскачивали клетку, а другие находили возможности для творчества в моменты пересменки. Здесь были и очень красивые рисунки детей или природы, такие яркие, что их было видно даже в темноте. Но слова «Живи для себя. Живи в себе, ведь ты не помнишь» мне особенно запомнились, и я постоянно произносил их про себя, чтобы успокоиться и уснуть. Кто их написал, я не знал; возможно, эти надписи были здесь уже очень давно.
Три раза в неделю нас отправляли в рабочий цех. На смену забирали сразу из всех клеток, подвешенных к одной балке. Затем смены менялись, и работать шли обитатели других балок. Во время работы мы могли увидеть дневной свет, попить
В помещениях за стеной градирни располагались производственные цеха, где из различных комплектующих мы собирали какие-то крестообразные детали. Сборка, заправка различными жидкостями, покраска… В другой смене собирали что-то другое, но везде производилась отверточная сборка. Что из этого получалось на выходе – я не знал. Зато я знал, что человеческий труд был обесценен автоматизацией, и в клетках нас становилось всё больше и больше. Периода между сменами понемногу увеличивали.
Когда удавалось выйти на смену, для любого из нас это была хорошая новость. Всё-таки не везде ещё роботы справлялись со своими задачами, и стоимость их труда и обслуживания там была дороже человеческой. Вот тут без нас никак. На данную сборку требовалось всё больше сложных роботов, и стоимость их была дороже, чем мы и наш труд. Поэтому мы были здесь.
ГЛАВА 3. Проверка на продолжение
В последние дни я чувствовал себя потерянным и разбитым. Головная боль не покидала меня.
– Заключенные с номерами 1122, 1255, 1400, 1499, 1699, 1800, 1955, 2220, 2225! Повторяю, заключенные с номерами 1122, 1255, 1400, 1499, 1699, 1800, 1955,
2220, 2225 – приготовиться к выходу! – произнес в микрофон строгий женский голос.
Прожектор осветил девять клеток, выбранных для нашего выхода. Скрежет металла, звуки снижения давления в амортизаторах – верхние двери клеток автоматически открылись. Также открылся и большой общий люк на стене градирни, через который мы должны были выйти.
– На выход! У вас пять минут, время пошло! – скомандовал тот же голос.
У каждого из нас на правом ухе был наушник, частично вмонтированный в голову. Его нельзя было снять ни во время сна, ни во время еды, ни когда мы работали или мылись – никогда. Он был неотъемлемой частью нас. Я конечно уже привык к своему наушнику.
В наушник был встроен модуль объявлений. Все объявления передавались в одностороннем режиме, и звук был четким, хотя и с эхом помещения, из которого обращалась к нам надзирательница. Независимо от языка, на котором делались объявления, мы все их понимали. Это был недорогой и практичный способ доносить информацию до заключенных.
Кроме того, наушник считывал с нас какие-то данные, но я не знал наверняка, какие именно. Главное – через него иногда транслировали музыку. Тогда я ложился на бок, закрывал второе ухо, на котором не было наушника и которое мешало окружающим звукам, и наслаждался воображаемым миром и гармонией. Наверное, музыка нравилась не всем, но выбора не было. Ее просто включали. Я же кайфовал от этих звуков.
Однако было и плохое: наушник мог служить электрошоком в голову. Хорошо что в самой градирне его не включали, тут достаточно было и тока по балке. А вот на производстве при наказании их включали и было сильно больно. Мы обязаны были постоянно держать наушник на достаточном уровне заряда, особенно перед сменой. Для этого в камерах были зарядные устройства. Без достаточного уровня заряда лучше было не выходить из клетки, иначе можно было голодать еще несколько дней и получить заряд по балке за неповиновение. Если бы на смене узнали, что ты не зарядил наушник, наказание было бы гораздо более суровым. После него даже не все возвращались обратно.