В поисках смысла
Шрифт:
Васильев доложил начальнику соединения и начальнику гарнизона. На палубе показались их недоуменные лица. Отвели их в трюм, показали золото. И началась чехарда. Сразу подняло паруса посыльное судно с нашими рапортами. Тут же на пирсе появилось оцепление. Со стороны моря зашли и встали на якорь три фрегата. Экипаж «Марселя» перепугался, но их очень ласково препроводили в казармы, накормили за казенный счет. Нельзя ударить в грязь лицом. Это же не свои матросы.
А я разбираюсь с оплатой по контракту. Михаил Николаевич наотрез отказался выделить хоть какую-то часть из добычи.
На меня гарнизонное начальство косится и не знает с какой стороны подойти. Левальеха купил корабль на мое имя. В контракте с командой тоже я указан, как частное лицо. Формально, сейчас у пирса стоит мое судно с международным экипажем. При желании я могу отдать команду, и мы вполне законно поднимем паруса. Бросим якорь в Германии. И до свидания. Я, конечно, так не сделаю. Но никто про это не знает. Вижу, как в глазах прокручиваются разные варианты.
Мне «Марсель» интересен только для продажи, чтобы быстро рассчитать команду. В контракте неустойка предусмотрена после разгрузки судна за каждый день простоя. Дорого за него не дадут, но и десять тысяч на дороге не валяются. Остальное будем занимать в ближайшее время.
Мы с Аленой и все мои по местам, в полной амуниции. С кораблей не сходим. Чувствуется напряжение. Так всегда бывает, когда человек обладает информацией, а показать это не хочет. Вот и начальство так же.
До конца не темнеет. Скоро белые ночи. Уснуть не получилось. Уже ночью подошел пакетбот. Вижу суету при его встрече. Почти сразу в нашу сторону пошла шлюпка. Ответ везут? Что-то быстро.
На палубу поднялись четверо. В отблесках фонарей вижу эполеты и ордена. Васильев вытягивается в струнку, бодро рапортует. Но по движению вижу, что высматривают не его. Тут и капитан обернулся: «Андрей Георгиевич, где вы?».
Передо мной озабоченные лица. Гурский Дмитрий Семенович, Викентий Иванович, Уваров Сергей Семенович, и сам Александр Христофорович Бенкендорф собственной персоной. Первый сообразил Гурский. Я утонул в его могучих объятиях. Слабо улыбаюсь и перехожу в следующие руки. Пока не выпустил меня Бенкендорф.
«Они боятся», — дошло до меня. Возможно, слухи проникли раньше нашего возвращения. И не известно еще, какие. Сверхоружие на корабле есть. Если им отдал пироксилин, то что ж тогда себе оставил? Обученная команда головорезов тоже имеется. Ну, как нахватался на загнивающем Западе либеральных идей да шарахну по Зимнему? А, может, зря я так? Люди, как только узнали о прибытии, бросили все и приехали встретить.
— Прошу определить нас для приватной беседы, — Бенкендорф метнул взор в Васильева.
— Извольте воспользоваться кают-компанией. Я прикажу выставить караул, чтоб не беспокоили. Или капитанская каюта в вашем полном распоряжении.
Выбрали кают-компанию за простор и удобное обозрение. Часового поставили за дверью после проверки слышимости. Но и то, говорим вполголоса.
— Завтра переходите в Санкт-Петербург, — произнес Александр Христофорович, — в десять часов торжественная встреча. Михаил Николаевич сейчас прочтет секретное предписание. И пошла плясать губерния. Еще бы, сам Николай Павлович будет. Он сейчас изучает дипломатическую почту, что вы привезли. Очень заинтересовался.
— А вы? — Спрашиваю я.
— А мы здесь готовим свою часть. Вот, новости вам расскажем, — улыбается Бенкендорф.
— Так нужно шлюп в порядок приводить, не только чистоту навести, — забеспокоился я, — лишнее разобрать да спрятать.
— Вот теперь в точку, — кивнул Гурский, — посторонним видеть ни к чему ваши установки. А нам поведайте, что да как. А то разные слухи. Англичане очень недовольны. Их граждане пострадали. Так-то плевать они на них хотели, но не упускают возможность укусить.
Я отдал распоряжение расчетам, а сам рассказал все, как было. Под конец достал толстую папку с протоколами и актом повреждения борта ядром. Везде подписи наши и английские. Александр Христофорович плечом к плечу вместе с Гурским изучают.
— Очевидно, от Ивана Ивановича Лангсдорфа вам было щекотливое поручение? — Спросил Уваров.
— Было, — ответил я, — и мы его выполнили. Не без потерь, правда. О большем сказать без указания Государя не могу. Обещался.
— Васильев тоже про груз не говорит. Корабли груженые до предела, это видно и ночью.
— Тогда и я промолчу, — улыбаюсь я, — пусть сюрприз будет.
— Сюрпризы сейчас потребны менее всего, — вздохнул Уваров.
— Понимаю вас. И уверяю, что ничего опасного не имеется. Напротив, очень положительный груз. Но по результатам отчитаться обязан в первую очередь Николаю Павловичу, что я и сделал.
— Однако, — поднял голову от бумаг Бенкендорф, — вы будто всю жизнь в полицейском департаменте прослужили. Форма немного другая, но бумаги по делу. Да не просто, а кроют все английские карты. Это вы очень правильно сделали.
— Как все прошло? — Спрашиваю я после разбора бумаг.
— Вы имеете ввиду операцию? — Ответил Семен Дмитриевич, — все, как нельзя лучше. Заговорщики арестованы. Агенты уничтожены. Следствие еще не закончено, но пятеро точно будут повешены. Тут не без изюминки.
— Андрей Георгиевич устал от плавания и суеты, — вступил Бенкендорф, — а вы ему сразу про виселицу. Будет время, еще все расскажете. Перемен много. Сразу все не охватишь.
— Благодарю за заботу, но я предпочел бы уставшим иметь сведения, чем пребывать в неведении.
— Извольте.
Все вчетвером стали мне излагать события минувшего года. Пестеля взяли первым, еще до выступления на Сенатской площади. Поплыл сразу. Сдал и резидента, и связного, и всю команду. Нашли планы и доказательства реальной подготовки уничтожения всей Царской Фамилии. И деньги английские получил. Николай Павлович так разозлился, что с трудом взял себя в руки. Отдал приказ уничтожить всех. Пестеля точно повесят, остальные тайные участники сгинут без огласки. Родственников не тронут в обмен на полное признание.