В поиске сна
Шрифт:
– Достаточно, - просто сказал он, - большего тут не достигнуть.
Щуплый заверещал и начал извиваться, но вырваться не мог.
– За что!? Ты же сам мне его отдал!
– Ты не видишь сути вещей. Я отдал гораздо большее. Но тобой двигало только вожделение тела маленького ублюдка. Ты думаешь, что ты особенный и служишь чему-то высшему. Но это не так, ты обычный педофил с битой душонкой, которую даже нет смысла разбирать на запчасти. Но как корм вполне сойдешь.
– Думаешь ты лучше меня? Я тебя, гниду, тоже насквозь вижу, - несмотря на боль, щуплый нашел в себе силы усмехнуться.
–
– Неважно, - он перевел взгляд на мальчика, - эй вы, я знаю вы меня слышите! Жрать хотите? Я хороший повар, угощайтесь!
В течении нескольких секунд и казалось бы, даже не спеша он переломал щуплому руки и ноги, каждую в трех местах. Лицо щуплого исказилось в беззвучном вопле, кричать он уже не мог. После чего он развернул его к себе, и огромная ладонь залезла под ребра на всю длину, кажется, не встретив никакого сопротивления. Добравшись до сердца и сжав его, он сказал:
– Я не знаю во что ты там веришь и кому служишь, но я выну твою душу и скормлю ее очень древним тварям, и с этим не сравнится никакой выдуманный вами ад.
После чего он свернул ему шею и бросил на пол. Спустя минуту от тела отделилась светящаяся точка, правда на ней пролегли явные черные борозды, она как будто готова была в любой момент развалиться на части. Нелепо пытаясь взлететь, а может и не осознавая себя, она не заметила, как из тела мальчика к ней очень проворно потянулись три черных нити. Опутав ее, они начали сжиматься и раскрошили эту точку на мелкие светящиеся осколки, которые очень быстро были поглощены нитями. Мне показалось что я слышу звук битого стекла и человеческого крика.
Большой парень, судя по всему, не мог видеть происходящее. Он постоял минут пять смотря в никуда. После чего произнес:
– Думаю все, - он поднял руку над телом щуплого, - последнее творение, - сказал он, слова прозвучали гулко и увесисто, мертвое тело стало испаряться, только пар не уходил вверх, а всасывался в пол и уходил куда-то очень глубоко, пока все не исчезло. После чего он удалился.
Стало тихо. В наступившей тишине и все еще пребывая в шоке от увиденного я не сразу заметил еще одну светящуюся точку, душу, как и я по всей видимости. Она была яркая, возможно одна из новоиспеченных постояльцев кладбища честных.
– Что здесь происходит!?
– спросил высокий, взволнованный женский голос.
Слышать интонации в голосе было странно, обычно общение было бесцветным и дополнялось лишь образами, которые светлячки могли друг другу иногда посылать, но это требовало очень много сил. Трудно было вообще разобрать с кем ты общаешься, с мужчиной или женщиной, стариком или ребенком.
– Ты новенькая?
– только и смог спросить я.
Светлячок приблизился ко мне вплотную.
– А кто спрашивает?
– в голосе слышалось раздражение, я почти представил хмурую женщину в кухонном фартуке и бигудях с руками, упертыми в бока.
– Прошу прощения, Филин Виктор Архипович, - сказал я, мысленно отвесив легкий поклон.
– Филин? Хирург? Тот самый?
– Хм, хирург.. возможно, память возвращается, но не так быстро, а в каком смысле тот самый?
– Ну тот, который мэрского сынка отказался покрывать, что тот у него в больнице лежал в то время как
Через неделю.. таких подробностей я не знал. Хотя память заботливо разложила полученные сведения по полочкам и многое стало понятнее. Все примерно так и было, я действительно отказался оперировать этого подонка, принципы оказались дороже клятвы. Состояние его было плачевным, ни в одной тюрьме насильников не ждало ничего хорошего. Даже связи отца не помогли. Ни довезти его до соседнего города, ни привезти к нам оттуда другого толкового хирурга не успели. После его смерти я пил несколько дней и пришел к выводу, что после не могу быть врачом. Он получил по заслугам и отправился на тот свет. Я решил, что наверно и мне пора. Но не успел, за мной пришли раньше. Даже дела в порядок не привел.
– Получается, что тот самый, - я горько усмехнулся, до сих пор не увереный, правильно ли я поступил.
– Вас хоронили как мученика, все скорбели, а сам мэр через день после похорон, сам в петле оказался, но не ясно, по собственной воле ли, - в голосе послышался интерес.
– Я не имею к этому отношения, если вы об этом, хотя есть предположения, но, - мне показалось, что мой голос непроизвольно стал сухим, - вы не представились.
– Ой, и правда, простите, - создалось впечатление, что она в этот момент расправляет фартук, оглядывает себя, поправляет прическу, в воздухе витало смущение, - Мария. Мария Харти. Воспитатель детского сада номер тридцать один.
– Надо же, когда-то и я туда ходил, на тот момент его только открыли. Интересная у вас фамилия, никогда не слышал.
– Это фамилия директора детского дома в котором я выросла.
– Как вы здесь оказались?
– Я и сама не знаю, не думаю, что у меня были враги, но пока что все в тумане. Очнулась тут, а как сюда попала не знаю. Потому и не поняла сначала, что я умерла. А потом сразу такое, - казалось, что она указывает на мальчика.
Пока мы разговаривали он снова стал прежним, исчезли раны и ничто не напоминало о тех зверствах, что происходили здесь совсем недавно. Увидев такое при жизни я бы, наверно, крепко задумался над тем, ту ли профессию я выбрал. Что за самоисцеление я сейчас наблюдал? Ничего общего с привычной мне медициной. Наверно дело в той «черной троице», что каким-то образом связана с малышом, симбиоз или паразитизм, не ясно. Это же какую научную работу написать можно, но перед кем ее озвучивать. Есть ли путь назад? Надо больше узнать, и о мальчике, и о себе самом, какая судьба ждет таких как я и Мария. И как будто прочитав мои мысли к нам обратился голос.
– Мы думаем, нам стоит продолжить беседу, - сказал снисходительный голос.
– Ой, - Мария заметалась в воздухе, в голосе были слышны панические нотки, и я ее понимаю, - кто это сказал?
Пока лихорадочно двигалась из стороны в сторону я заметил, что между нами, все время еле виднеется абсолютно прямой луч света, едва различимый, но он точно есть.
– Мария, это… наверно проще будет показать, чем объяснить.
– я подлетел к потерявшему сознание мальчику, - вы нас впустите.