В постели со Снежной Королевой
Шрифт:
— Алена… Алена, прости меня, пожалуйста.
Некоторое время Алена молчала, глядя, как медленно опускается пенная шапка над кружкой пива. В душе у нее царила тоскливая пустота. Как простить Любовь, как смириться с тем, что она отняла у нее Алешу, вычеркнула из жизни целый год… Ведь целый год Алена жила, словно блуждая в густом тумане, не видя ни прошлого своего, ни будущего!
— Прощаю, — наконец тихо уронила Алена.
— Господи. Алена… — Люба, до этого вызывающе нахальная, ёрничающая,
— Да, Рома. — Алена с жадностью принялась пить пиво. Подцепила вилкой прозрачный нежно-розовый завиток семги, положила его в рот. Стоило ей сказать, что она прощает Любу, как к ней стали возвращаться запахи и звуки, вообще — вкус жизни. К чему сжигать себя на костре ненависти?.. — Вот такой мужик!
Она показала большой палец
— Замечательно. — Люба плакала и смеялась. — Я за тебя рада. Аленушка...
— Что?
— Если у тебя Рома, то значит… Значит, Алеша тебе больше не нужен?
— Не нужен, не нужен! — Алена залпом допила пиво и попросила у Николя еще кружку. В голове у нее слегка зашумело, по телу разлился блаженный покой.
— Понимаешь, после Нового года у нас с ним все пошло наперекосяк, — призналась Люба, чертя пальцем на столе какие-то узоры. — То уйдет, то придет… Говорит, что только о тебе думает.
— Пройдет! — великодушно сказала Алена.
— Что-то не проходит… Он ведь знаешь, очень совестливый. Из породы самоедов.
— Знаю. Ты ему скажи, что Алена замуж выходит.
Люба остолбенела. Потом принялась быстро-быстро моргать.
— Это правда?
— Да. Рома недавно сделал мне предложение! — гордо сказала Алена.
— Он мне не поверит! Послушай, Алена, ты должна сама сказать это Алеше… Ты скажешь?
— Конечно, скажу. Я ему завтра позвоню и скажу…
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сейчас! — От волнения руки у Любы задрожали, она едва не уронила на пол свою щегольскую «раскладушку». Потыкала наманикюренным пальцем в крошечные кнопки. — Вот…
Алена поднесла телефон к уху. Сначала были гудки, потом Алеша отозвался мрачным голосом:
— Люба, привет…
— Это не Люба, это я, — сказала Алена. Сердце все-таки предательски забилось, стоило только услышать этот голос. — Привет, Алешка.
— А на экране Любкин номер высветился… Алена, ты?
— Да я это, я! Мы сейчас вместе с Любовью тут сидим…
— Где?
— Какая разница! — нетерпеливо воскликнула она. — Алеша, я выхожу замуж…
Он помолчал, потом спросил с усмешкой:
— Ты пьяная, да?
—
— Кто он? Борис? Этот шут гороховый?
— А вот и нет! — засмеялась Алена. — Можешь не гадать — ты все равно его не знаешь. Но он очень, очень хороший человек. Очень! — Она отхлебнула еще пива.
Люба комкала в руках салфетку и жадно слушала, что говорит Алена.
— Так вот, ты не должен больше уходить от Любки, — строго продолжила Алена. — В том смысле, что я тебя больше не люблю, и вообще… Перестань заниматься этим, как его… Самоедством!
— Ты это назло мне говоришь, — вдруг печально произнес Алеша. — Думаешь сделать мне больно? Напрасно… Больнее, чем есть, мне уже не будет. Ты меня не любишь, а я тебя люблю. Ты мне снишься. Я без тебя умираю.
Алена почувствовала, что вот-вот разрыдается.
— Отвернись! — прошипела она Любе и замахала на нее рукой. — Не слушай…
— Что ты говоришь? — спросил Алеша.
— Ничего! — громко ответила Алена. — Я тебе сказала правду — я выхожу замуж!
— Милая моя, ты не сможешь выйти замуж, потому что ты уже замужем. За мной.
— Не «уже», а «еще»! И это еще недолго! — сердито возразила Алена, чувствуя, как предательские слезы текут по щекам. — Я завтра же понесу заявление на развод!..
— …человек устроен так, что всегда надеется на лучшее. Надеется, что новый президент будет лучше старого, что погода этим летом будет не такой дождливой, как прошлым, что мяса в колбасе будет больше, что люди станут умней и добрей. Но я утверждаю, что ничего в этом мире не изменится, все останется таким, каким было всегда.
— Что же делать, Ирма Константиновна? Неужели этот мир нельзя изменить?
— Нельзя! — страстно произнесла Ивлева, известная танцовщица — молодая женщина со светло-золотыми волосами и чудесными зелеными глазами. В последнее время одни ее ругали почем зря, другие превозносили до небес. Она была слишком яркой, слишком вызывающей, чтобы оставить публику равнодушной. — Есть только один выход — измениться самому. Надо достичь атараксии.
— Атараксии? — удивленно переспросил корреспондент.
— Да. Древние греки называли так состояние невозмутимого спокойствия. Если человек достиг атараксии, ему уже нет дела до правительства, до погоды за окном, до глупости других людей… Вы спросили меня, как я отношусь к сплетням, которые ходят вокруг моего имени, — так вот, мне нет до них никакого дела!..
— Атараксия… — пробормотала Алена, выключив телевизор. — Хорошая вещь!
В это время затрезвонил домофон. Алена ждала с минуты на минуту Селетина — и потому даже не спросила, кто это.