В постели со Снежной Королевой
Шрифт:
Разумеется, она не поверила Борису, что это Роман довел свою жену до самоубийства. Он ничем не напоминал Синюю Бороду из сказки — потому что был мягким, добрым, нежным, очень спокойным человеком — такие не способны на сознательные злодейства. И потом, он любил Вику — это же очевидно!
Но именно то, что он любил Вику, и мучило теперь Алену!
«Нельзя ревновать к мертвым!» — не раз повторяла она себе, но чудовище с зелеными глазами ходило за ней по пятам…
В один прекрасный день снова позвонил Борис.
— Не бросай
— Опять? Послушай, Бугров, ты ведешь себя непозволительно!.. Если ты еще раз…
— Замолчи! — вдруг закричал он. — Я сейчас дам тебе один адрес — ты должна по нему съездить.
— Какой еще адрес? — возмутилась она. — Никуда я не поеду! Интриган! И передай, пожалуйста, Калерии Львовне…
— Адрес матери Виктории Селетиной, — не обращая внимания на ее вопли, хладнокровно произнес Борис. И Алена моментально замолчала.
— Чей адрес? — растерянно спросила она.
— Матери Виктории. Ее зовут Ларисой Викторовной. Лариса Викторовна Макарова… Она хочет с тобой поговорить.
— Она?
— Да, она! — сердито произнес Борис на том конце провода. — Она уже ждет тебя. Лови такси и поезжай!
— Я не поеду, — сказала Алена с ужасом. — Зачем? Я не поеду!
— Дело твое. Я просто продиктую тебе адрес, а ты уж сама решай — ехать к ней или нет…
И она поехала. Потому что не могла не поехать: ведь все, что было связано с Викой, не могло оставить ее равнодушной!
В районе Звездного бульвара Алена довольно долго плутала, пока не нашла нужный дом — но к тому моменту замерзла так, что от холода не чувствовала ни рук, ни ног.
…Дверь (квартира, как известно, начинается с двери, а эта дверь была очень хороша — чуть ли не кожей обита, что ли?..) ей открыла немолодая, очень подтянутая дама, которой могло быть как семьдесят, так и пятьдесят — столь безупречно-тщательно она выглядела. Одета она была в кофейного цвета брючный костюм, который очень шел ей. Светлые прямые волосы дамы были коротко подстрижены, а в ушах качались длинные тяжелые серьги, явно старинной работы.
Дама долго смотрела на Алену тяжелым, внимательным взглядом, а потом без лишних слов пустила в квартиру.
— Я — Алена…
— Я знаю. Я ждала вас. Я — Лариса Викторовна.
Квартира была тоже непростой — дорогой наборный паркет, бронзовые светильники, массивная старинная мебель… Лариса Викторовна провела промерзшую до костей Алену в кабинет, усадила на кожаный диван шоколадного цвета.
— Чаю?
— Нет, спасибо, — поспешно отказалась Алена, чувствуя себя очень неловко в присутствии этой дамы.
— Простите, Алена, а кто вы по профессии?
— Я? Пианистка. Занимаюсь исполнительской деятельностью… — про то, что в данный момент она работает в ресторане тапером, Алена благоразумно решила не сообщать надменной хозяйке квартиры. — Окончила консерваторию…
Лариса Викторовна моментально преобразилась, словно ей сообщили нечто важное —
— Пианистка… Боже мой! Как приятно встретить по-настоящему интеллигентного человека! — Она едва не разрыдалась.
— Да, я пианистка… — испугалась Алена. — А что такого?
— Не обращайте внимания… — Лариса Викторовна прижала к глазам платок. Только сейчас Алена почувствовала, что перед ней — несчастная женщина, потерявшая дочь. — Господи, Алена… вы бедное дитя!
«Бедное дитя» тридцати четырех лет тоже едва не разрыдалось.
— Лариса Викторовна, вы… о чем вы хотели со мной поговорить?
— О нем! Об этом человеке, разумеется! — с раздражением и тоской воскликнула та, тряхнув головой — сережки замерцали волшебным блеском. — О моем бывшем зяте.
— Лариса Викторовна, я не так давно знаю Романа, но он показался мне… — торопливо произнесла Алена, но Лариса Викторовна перебила ее:
— Он — волк в овечьей шкуре, вот он кто! Я с самого начала была против их брака, но Вика никогда меня не слушалась… И чем все это кончилось? Перед тем как с ней все это случилось, она позвонила мне и стала кричать, что он подлец и что она точно знает, что у него другая женщина. Как я жалею, что не поехала к Вике сразу же! Потому что на следующий день она… Нет, не могу… — Лариса Викторовна выбежала из комнаты.
Алена осталась одна. Убитой горем матери нельзя не верить. Если Лариса Викторовна сказала, что накануне своей смерти Вика звонила ей и обвиняла Романа, — то, значит, так оно действительно и было.
Через некоторое время Лариса Викторовна вернулась, заметно успокоенная, благоухающая валериановыми каплями.
— Простите… — сдержанно сказала она. — Так вот — вы, Алена, не должны верить Роману Аркадьевичу.
— Он показался мне порядочным человеком.
— Порядочным! — фыркнула та. — Это только личина… Вика с ним совсем сошла с ума. Видели бы вы, что с ней творилось в последнее время!
Алена молчала в смятении. Она и верила Ларисе Викторовне, и в то же время — нет, помня то, как описывал ситуацию Роман. Судя по всему, и у Ларисы Викторовны, и у Романа была своя правда. Только вот чью сторону принять Алене?..
— Он — технарь. Сухой и безвкусный, как коржик из отрубей. Я с самого начала говорила Вике, что ей с ним будет тяжело. Как говорится, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань… Помню первые годы их совместной жизни: Роман Аркадьевич приходил грязный, с сорванным голосом, злой, голодный — с какой-нибудь стройплощадки… Он ведь работал и инженером в тресте, и прорабом… не дай бог! Вы же представляете, Алена, — на этих площадках сплошной мат-перемат. Сейчас, конечно, он в начальники выбился, но не в этом дело. Да и вообще, даже не в том, что он технарь… — с тоской произнесла Лариса Викторовна. — Есть люди, которые никого и никогда не сделают счастливыми, потому что думают только о себе.