В пургу и после (сборник)
Шрифт:
— Ну вот, вахта у меня уже заканчивалась, и часов в семь утра подошел я к окну, подышать свежим воздухом. И вдруг вижу, с востока летит что-то темное, большое. Поначалу особого внимания не придал, потом спохватился: что же там может летать, когда вся зона должна быть пустая? Звоню локаторщикам: запускайтесь! Гляжу — экран чистый. Смотрю в окно — летит!.. Здоровое, серое, по виду не то дирижабль, не то огурец такой. Позвал я из соседней комнаты синоптика. Видишь что-нибудь? Вижу, отвечает. Может, говорит, это облако, а может, и нет… И приближается это, проходит
— А что же это было? — спросила Валя, затаив дыхание.
— Не знаю… Вначале мы думали, что это воздушный шар. Заносит их иногда от американцев, я в газетах читал. Листовки там в них или еще какая гадость. Но шар по локатору видно!.. Думаю, что это была какая-нибудь летающая тарелка, — понизив голос, закончил Зыбунов и посмотрел на радистку.
— Бред! — коротко и хлестко бросил от печи Михаил.
— Ну почему? — простодушно удивилась Валя. — Сколько еще на свете непонятного… Ученые головы ломают, а объяснить не могут.
— Для него все — бред, — поджал губы Зыбунов.
Где-то рядом заурчал мотор вездехода, в окна избушки ударил яркий свет фар, и вскоре в сенях затопали чьи-то ноги.
— Рыбаки пожаловали! — повеселевшим голосом сказал Михаил.
В избу ввалился кряжистый бородач, втащил угловато топорщащийся мешок, хрипловато крикнул с порога:
— Привет авиаторам!
— Здоровы были! — сказал второй рыбак, снимая шапку.
Оставив мешок у двери, рыбаки прошли на жилую половину, подсели к столу.
— Здравствуйте, — вяло помахав рукой, приветствовал их Зыбунов. — Миша, как там с чаем?
— Сей секунд! — весело откликнулся Михаил.
— Вы раздевайтесь, что же в полушубках потеть-то? — вежливо заметила радистка.
— Да мы ненадолго, — ответил бородач, снимая шапку, приглаживая потные слипшиеся остатки волос. На макушке светилась розовая лысина.
— Не обижай, Степанов! — сказал Зыбунов. — Без чаю не уйдешь.
— Ладно, коли так… — добродушно проворчал Степанов, расстегивая крючки полушубка.
Переглянувшись, рыбаки свалили одежду тут же, у стола.
— У нас сегодня маленький праздник намечается, — издалека повел разговор Степанов. — Окончание лова, то, се, пятое, десятое… Опять же дикого олешка Виктор подстрелил.
Второй рыбак смущенно крякнул и посмотрел на Зыбунова: знаю, мол, виноват, однако велик соблазн был, да и не узнает никто, если ты не проболтаешься.
Михаил поставил на стол кружки с дымящимся чаем, высыпал на блюдце мелко наколотый рафинад, сам подсел к столу.
— Вот мы и приехали пригласить вас всех в гости…
— Какое там веселье? — поморщился Зыбунов. — Завтра с утра борт прилетит, опять горб ломать, загружать его.
— Да если надо, мы всем кагалом завтра приедем, закидаем борт в две минуты, — сказал второй рыбак. — Делов-то…
— Понимаете, нагрузить один борт — дело, конечно, нехитрое. Оставлять без присмотра радиостанцию нельзя. Кому-то надо все время быть на связи. Михаила могу отпустить и
Радистка поглядела из своего угла и тихо проговорила:
— Далековато забрались вы… Если бы поближе…
— Ладненько! — сказал Степанов. — В другой раз мы сами к вам нагрянем, а сейчас ты, Миша, собирайся, и двинем.
— Особо не засиживайся там! — с начальственной строгостью распорядился Зыбунов. — Утром чтобы на месте был, ясно?
— Доставим в лучшем виде, — успокоил его Степанов. — Бывайте!
Когда шум мотора стих вдали, Зыбунов медленно слез с нар, сунул ноги в обрезанные валенки и пошел на хозяйственную половину избы. В мешке, привезенном рыбаками, оказалось розовое, заиндевелое до сахаристого блеска оленье мясо — задняя нога и часть ребер.
— Валя, ты погляди, что нам эти браконьеры привезли! — позвал Зыбунов дрогнувшим голосом и почувствовал, как где-то внутри заколотилась жилка и сладкой пустотой заныло сердце, а руки и ноги неизвестно почему вдруг обуяла дрожь, совладеть с которой не было никаких сил.
Равнодушное молчание радистки начинало злить Зыбунова. За все время, что они провели на озере, впервые случай остаться вдвоем, без романтика, а она… Ведь точно знал Зыбунов, что с Михаилом дальше разговоров дело не пошло, чего же теперь-то?.. Если уж осталась, нечего ломаться!
— Ну, Валя, иди жарь мясцо!.. Валя… — голос Зыбунова надломился, дрогнул. — Ты чего, в самом деле? Боишься, что ли?
Он нарочито медленно принялся расхаживать по избе. Хотелось придумать что-нибудь смешное, развеселить радистку, но в голове вертелась лишь одна фраза: «Черные очи, люблю вас очень», — и больше ничего. Зыбунов остановился рядом с радисткой. Валя зябко повела плечами, закутанными в пуховый платок.
— Зря ты это, в общем… Ты не бойсь…
Он положил ладонь на затылок радистки и ощутил пальцами, как напряглась Валя. Попытался погладить ее голову, но рука была будто чужая, непослушная, пальцы запутывались в пышном начесе, и хотелось, чтобы побыстрее кончилось это неопределенное состояние. Да — да, нет — нет, и нечего ломаться!
— Пустите, я пойду мясо жарить, — нерешительно сказала Валя и мягко высвободилась из-под руки Зыбунова.
Чтобы успокоиться, Зыбунов сел на нары Михаила, достал книгу и раскрыл наугад. Строки прыгали перед глазами, расплывались, смысла в них не было никакого, а мысли приходили одна шальнее другой. «Сейчас спирт разбавлю, скажу, что и мы устроим маленький сабантуй… Музыку найдем, а там видно будет. Она вроде ничего, ей бы еще платье какое, понаряднее, туфли там… И хозяйственная…»
— Снегу принести, что ли? — сказал Зыбунов, накинул на плечи полушубок, схватил подвернувшуюся под руку кастрюлю и выбежал из избы. Звезд уже не было видно, все небо заволокли кумулонимбусы — кучево-дождевые, слоистые, — жди пургу!..