В радости и в горе
Шрифт:
Джози взглянула на уходившую вверх лестницу. Будем надеяться, что Марте повезет больше, чем ей. Снизу из зала до нее долетел приглушенный смех. Как ни жаль, но надо двигаться дальше, или бедному Джеку придется весь вечер просидеть в одиночестве. Усилием воли Джози заставила себя встать и снова начать подъем по лестнице.
Здесь наверху было так тихо и спокойно. На цыпочках Джози прошла по залу, и следы ее шагов исчезали в высоком, но упругом ворсе замечательного ковра — одно из достоинств ковров «эксминстер». В нем можно потонуть, и никто даже не заметит.
Она свернула в переднюю перед комнатой невесты, которая, по сути, была лишь коротким коридором. С позолоченного
Теперь она стояла перед комнатой невесты, и из-за двери донеслось неясное бормотание. Должно быть, это Марта. Наверное, она пришла сюда, чтобы позвонить кому-нибудь, сделать какие-то последние распоряжения.
Джози тихо постучала по массивному дереву косточками пальцев:
— Марта, ты здесь?
Ответа не последовало, но она знала, что кто-то там есть. Бормотание стало слышнее, голоса слышались яснее и становились все более знакомыми. Она напряглась, чтобы расслышать, о чем они говорят, но дверь была слишком массивной.
Джози постучала громче:
— Марта!
Она повернула ручку, и дверь, бесшумно скользя на хорошо смазанных петлях, открылась.
— Божетымой! — вырвалось у Джози. Тут же ее рука взлетела, чтобы прикрыть рот, но было уже слишком поздно. Слишком поздно. Нижняя челюсть у нее отвалилась и упала на шикарный мягкий ковер.
Глава 34
Шел снег, и Мэт смотрел в окно такси, слушая, как дворники на стекле выстукивают: шлеп-шлеп-шлеп. Движение по всей дороге остановилось. А все оттого, что ньюйоркцы, как и лондонцы, как только дорога покрывается корочкой льда, такой же гладкой, как глазурь на торте, внезапно забывают о том, как надо водить машину. Не то чтобы сам Мэт был опытным водителем. Его машина ушла вместе с гравюрами Густава Климта, с тостером «Бревиль», спасавшим его от голодной смерти в студенческие годы, и с половиной супружеской постели.
— Тише едешь… — сказал он с жалкой потугой на улыбку.
Холли прижалась к нему:
— Мне холодно.
— Сейчас. — Он снял с себя шарф и обмотал вокруг шеи Холли, осторожно пропустив под волосами.
— Спасибо, — сказала она и прижалась еще теснее.
На их водителе была кожаная шапка с меховыми ушами, и он явно экономил на тепле в салоне. Будучи в Нью-Йорке, все время можно потратить лишь на жалобы по поводу температуры: всюду было либо слишком холодно, либо слишком жарко. Мэт медленно выпустил изо рта неловкую длинную струю воздуха и наблюдал, как она вилась в холодном воздухе. Что же он делает? Почему скачет жеребцом (ха, шутка!) по всему Манхэттену, не отпуская при этом от себя эту привлекательную девушку — даже принимая во внимание ее стремление получить лишь его тело, все же нельзя не признать, что она и в самом деле просто прекрасна, — только для того, чтобы хоть глазком взглянуть на подружку невесты из Англии, которая, возможно, самым недвусмысленным образом даст понять, что ему надо держаться от нее подальше? И это — действия здравомыслящего человека? Не лучше ли ему просто забыть об этой Флинн и получать удовольствие, которое еще можно получить в этой ситуации?
С высоты своего роста он посмотрел на Холли. Веки у нее отяжелели, и казалось, она дремлет, убаюканная ездой.
— Как ты думаешь, не закончится ли там все, пока мы доберемся?
— Возможно, — сонно ответила Холли, подавляя зевок.
— И
— Наверное.
— Ты ведь не так хотела провести сегодняшний вечер?
Холли подняла бровь, и на губах у нее появилась ленивая улыбка. Ну что ж, она, по крайней мере, еще улыбается, подумал Мэт.
— Не так, — сказала она, не глядя на него.
— Так или иначе, но на этом закончится та кутерьма, которую я устроил сегодня, — вздохнул Мэт.
Холли, изящно изогнувшись, прильнула к нему и засунула руку ему за воротник. Было холодно, и ее ледяные пальцы заставили его вздрогнуть.
— А она еще не закончилась? — спросила она.
— Нет.
Ее глаза вновь закрылись, но рот, будто предлагая себя для поцелуя, каким-то таинственным образом оказался в опасной близости от его рта. Надо было сделать лишь легкое движение головой, и стыковка состоялась бы. Он мучительно колебался, а сердце у него забилось так же неровно и невпопад, как барабаны у «Крутоголовых». Мэт взглянул вверх и в зеркале заднего вида поймал взгляд таксиста, наблюдавшего за ними.
Глядя ему в глаза, Мэт пожал плечами, дав понять, что он не знает, как поступить. Таксист в ответ тоже пожал плечами. Этого было вполне достаточно. Мэт откинулся на холодном пластиковом сиденье и втянул в себя горячее, дурманящее тепло Холли.
Уже давно они никуда не ехали. Дэмиен прикрыл свои часы рукой. Больше он ни за что не посмотрит на эти дурацкие часы, а то это может превратиться в опасную привычку. В начальной школе у них был мальчик, Джозеф Миллер, который смешил всех, притворяясь заикой, но делал он это так часто, что потом уже не мог остановиться. Два года назад Дэмиен наткнулся на него на конференции по компьютерам в гостинице в Хэрроугейте, и он все еще заикался. Тогда-то Дэмиен и понял, что ни в коем случае нельзя приуменьшать ни опасность неврозов, ни желания быть популярным. Поэтому сейчас он заставил себя расслабиться, откинувшись на спинку прохладного, жесткого сиденья такси.
В жизни основное — правильное распределение времени. Это знают актеры, знают фермеры, маклеры на бирже, победители в лотерее. Почему же шоферы такси об этом даже не догадываются? Его водитель сидел в своем кресле, покрытом ковриком из бусин, расслабленно откинувшись назад, и, хотя он и не отпускал сирены, было совершенно ясно, что происходящее его совершенно не волнует. Даже если бы Дэмиен рассказал ему, что такое правильное распределение времени, все равно не помогло бы: этот человек был из породы людей, которых не тронет то обстоятельство, что пассажир основательно растряс свою кредитную карту на поездку сюда и что он таскает при себе лакомый кусочек от сокровищ Южной Африки, чтобы попытаться спасти свою семейную жизнь.
Нет, так дело не пойдет. Если они и дальше будут торчать здесь, то ему придется ловить Джози по пути домой.
Снег валил так, как он валит только в голливудских фильмах — безо всякого чувства меры, как в той сцене из «Праздничной гостиницы», где Бинг Кросби поет «Я мечтаю о белом Рождестве…», а его самого с трудом можно увидеть из-за сугробов, на которые ушла тонна чего-то белого, ибо какой-то полоумный помощник в немереном количестве сыпал его из киношной снегоделательной машины. Дэмиен старался оставаться спокойным, но спокойствие не было ему свойственно. Им отличалась Джози. У нее это хорошо получалось, а он быстро закипал, а затем косил всех вокруг из восьмимиллиметрового автомата. Сейчас кипение быстро приближалось к точке автоматной очереди, и этому не могло помешать даже то, что Трайни Лопес или еще кто-то там блеял «Ла Бамбу» так громко, что фонили колонки и дрожали дверные панели.