В рамках дозволенного
Шрифт:
— 61-
Тим сидел в комнате, то ли возился с документами отца, то ли играл, то ли просто слушал музыку. Проверять я, когда вернулась на второй этаж, опять не решилась. На месте не сиделось, предложение продлить контракт щекотало нервы, заставляя бесконечно думать, и чтобы занять руки, я решила заняться уборкой. Давно стоило привести комнату в идеальный порядок — полезно будет, и если решу уехать, и если останусь.
Я заправила кровать, рассортировала книги, вытерла пыль, разгребла сваленную в шкафу одежду,
— Вся в делах? — хмуро протянул он, замерев в дверях.
Поза выглядела вальяжной и спокойной, но таила в себе угрозу: привалился к косяку плечом, скрестил на груди руки, свел на переносице брови. То сомнительное состояние, когда от подопечного можно ожидать чего угодно.
— Решила навести порядок, — осторожно отозвалась я, заталкивая в сумку синее платье.
Вечернее, стоит заметить. Понятия не имею, как оно тут оказалось, всё обтягивающее и бесконечно открытое, с огромным декольте и разрезом по бедру, но факт был фактом. Бесполезное платье валялось в шкафу, а надевать его я не собиралась. Не при Тиме так точно.
— Спрятав платья в сумку? — Тим в несколько шагов пересёк комнату, останавливаясь рядом со мной.
— Всё равно его не надену.
Я пожала плечами, собираясь застегнуть замок, но была остановлена подопечным. Тим вытащил уже сложенное платье, расплавил, приложил ко мне.
— А почему бы и нет? — поинтересовался он.
Внимательный взгляд, плотно сжатые губы. Тим то ли продолжал из-за чего-то злиться, то ли был слишком очарован платьем. Я склонялась к первому варианту, потому что вспоминала сексуальные наряды девочек из клубов и понимала: богатеньких мальчиков одеждой не удивить.
— А смысл? — вздохнув, поинтересовалась я и вырвала платье из его рук. — Пойти поиграть с котом? Всё равно кроме него никто не увидит.
Прозвучало так, словно я желала напроситься на комплимент, хотя на самом деле просто констатировала факт. Увидеть меня в платье могут только Тим, Алевтина и Алексей, которых от такого вида гувернантки хватит инфаркт. Вернее, Тиму будет лишь самую малость интересно, как и в большинстве других случаев, а вот его родители в долгу не останутся.
— Неужели? А в сумке увидят?
— Тоже нет, но хоть глаза мозолить не будет.
Я не понимала, куда он пытается увести разговор. Какая-то крошечная, та самая совсем не педагогичная частичка меня жаждала сейчас же нарядиться и продефилировать перед подопечным, заставляя его задохнуться от восторга — платье мне шло. Вроде бы. Но разумная сторона напоминала, что полтора поцелуя от восемнадцатилетнего мальчишки — не то, чем стоит гордиться. Хватит его дразнить и совращать несове… Стоп, уже совершеннолетних.
Боже, как странно.
— Может, я помогу тебе, чтобы ничего глаза не мозолило? — теперь в голосе Тима явственно слышалось раздражение.
Поверх платья, которое я всё же спрятала в сумку, упала пара книг, любимые брюки
— Тим, что ты делаешь? — возмутилась я, почти с боем вырывая из сумки свою одежду.
Майки полетели на пол, дурацкое платье, с которого всё началось, повисло на тканевой ручке унылой тряпкой. Хотела его подобрать, но Тим успел раньше: стиснул платье, отшвырнул на кровать, повернулся ко мне и процедил:
— Ты ведь на днях уезжаешь? Всё, контракт почти окончен?
И шаг вперёд на каждые несколько слов. Я автоматически отступала, мозг работал с панической скоростью. Почему он злится? Хочет, чтобы я скорее уехала? Не хочет? На пятом шаге я едва не села на стол. Всё, отступление закончилось.
— Почти, — согласилась я, решив начать с того, что и так известно. Итак, да, контракт почти окончен, что с этого?
— Отлично, — выдохнул подопечный, упираясь руками о столешницу по обе стороны от меня.
Тим подошёл очень близко, почти вплотную. Мне пришлось слегка отклониться назад и запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в лицо, уловить эмоции, но всё зря. Потому что эмоций было слишком много, я не могла их различить. Недовольство? Надежда? Боль? Желание? Не-ет…
Но сердце ёкнуло в ответ на пристальный взгляд, задержавшийся на губах, на звериную решительность, на тепло тела, стоящего так близко. Тим словно поедал меня глазами — тот же взгляд, что тогда, в дверях, когда я пришла требовать ответы на вопросы. Только тогда я отказывалась в это верить, а сейчас понимала, одновременно принимая и отрицая происходящее. Хотелось отключиться, запрокинуть голову и ждать следующего шага. Хотелось, но не стоило.
— Тим… — пробормотала я, когда поняла, что одно неловкое движение и наши бёдра соприкоснутся. А потому попыталась свести всё к наивной шутке: — На столе я уже убралась.
— Тем и лучше.
Он склонил голову, присматриваясь ко мне. Перестать отклоняться, податься навстречу, чуть потянуться вперёд, сделать первый шаг — и вот он, очередной поцелуй. Поймает нас, захватит, спалит. Но вместо шага вперёд я отшатываюсь, едва не падая на стол, руки подопечного подхватывают под спину. Горячие, крепкие, от них у меня дыхание перехватывает. Как можно в восемнадцать быть таким привлекательным?
— Блять… — простонал Тим, прижимая меня к груди. Сильно, до боли в рёбрах. Потом отпустил, вновь заглядывая в лицо, и добавил: — Ты же уезжаешь скоро. Совсем-совсем скоро.
Это хорошо или плохо? Радует его или печалит? Я могу спокойно ответить, что не уеду, но что получу в ответ?
Пока что ответом стали губы, мазнувшие по щеке, по шее. Тим сгорбился, не отпуская меня из объятий, уткнулся носом в основание шеи, щекоча дыханием и вызывая по телу дрожь. Нужно было или расслабиться, запрокинуть голову и совсем потеряться в этих руках, или собрать все силы и не шевелиться. Поступать как профессионал. Я выбрала второе.