В рамках дозволенного
Шрифт:
Странное ощущение. Одновременно страшное разочарование, предвкушение чего-то неправильного — и необоснованная эйфорическая радость. Щёлкнул выключатель, беседка погрузилась во тьму вместе с подопечным, с едой, с грёбаными комарами, которые, к счастью, не могли пробраться через сетку.
— Все гости, которых я ждал, в сборе, — раздался голос Тима. — Празднуем!
И вокруг вспыхнули фейерверки. Но без шума, без огня, и не фейерверки вовсе, а разноцветные гирлянды. Яркие мерцающие огоньки, радужным шлейфом отражающиеся от сетки. Волшебный дождь из огней.
Я потеряла дар речи, забыла даже, что хотела возмутиться
— Это… — пробормотала я.
— Симпатично, правда? — как ни в чём не бывало поинтересовался Тим, водружая на стол поднос с тортом и располагаясь напротив.
— Волшебно, — честно призналась я. — Но где остальные?
У меня это просто не укладывалось в голове. Парню исполняется восемнадцать. Лето, конец июля, почти все друзья свободны и могут прийти (Димка не считается, уехал, гадёныш), так почему же их нет? Тим слишком демонстративный и богатый, чтобы не иметь друзей или хотя бы тех, кто мечтает ими стать.
— Начнём с десерта? — предложил подопечный, снимая с торта крышку. Мой вопрос он успешно проигнорировал.
— Тим!
Он прекрасно понял смысл окрика, поднял на меня укоризненный взгляд и отставил крышку в сторону. Кажется, решил действительно начать с десерта. В руках мелькнула зажигалка, чиркнула кнопочка, вспыхнул огонёк, поджигая одну из свечек. Только тогда Тим всё же отозвался:
— Димка с Джоем уехали, Стаса я звать не стал, мы не настолько помирились, — он вздохнул. — В общем, я решил так. Это запрещено?
— Нет. Конечно, нет. Но почему не вечеринка?
— Не захотел пить.
Я следила за тем, как он легко зажигает следующую свечу. Как завороженная, наблюдала за пламенем: вторая, третья… Но не смогла удержаться от вопроса:
— Но почему не пригласил одноклассников, подружек? Можно же было и с ними ничего не пить.
Я, наверное, знаю ответ. Подсознательно. Но принять его слишком сложно, даже когда подопечный отрывает взгляд от огня, отпускает кнопку зажигалки и смотрит на меня, смотрит. Пристально, внимательно, бесконечно. На торте пылает ровно семь свечей. Счастливое число?
— Захотел отпраздновать вдвоём, — ответил он обезоруживающе честно и вновь взялся за зажигалку.
Восьмая, девятая, десятая…
— Только вдвоём, — добавил Тим. — Так уютней.
Уютней? Одиннадцатая, двенадцатая, тринадцатая.
— Ну вот не надо так на меня смотреть, — подопечный покачал головой, расправляясь с последними свечами. — Ты ведь уедешь через пару дней, тогда и закачу вечеринку, если буду сильно по ним скучать. А пока хочу справить вот так. Согласна?
Восемнадцатая свеча. Последняя. Вспыхнула, пылает — пламя пляшет в легком ветерке жаркого летнего вечера. И внутри меня тоже что-то горит, пылает. Слишком обжигающе, потому что это просто неправильно, но невероятно ярко и приятно. Стоит подняться, поблагодарить подопечного и предложить позвонить Стасу с сестрой, например. Уйти и не поддаваться очарованию сверкающей гирляндами сказки, которая должна принадлежать не мне.
Но вместо этого я улыбнулась и ответила:
— Согласна.
— Именно, — кивнул он.
Наверное, это огоньки затуманили мне разум, ослепили. Но праздник должен продолжаться, чтобы в голове играло: «show must go on» и всё было приторно прекрасно. Так что я потянулась к торту и поправила слегка покосившуюся свечку, случайно заляпав мизинчик кремом. «Не страшно, не побрезгует», — хмыкнула мысленно, облизывая палец.
Тим смотрел. На меня. Смотрел и улыбался. А в глазах его мерцали огоньки, как у кота, наблюдающего за новогодней ёлкой. Примерно так же Фай любовался гирляндой за пару минут до того, как свалить дерево к чёртовой матушке.
— Ну, вперёд, — предложила я, разрывая тишину и подаваясь чуть ближе к свечам.
Подопечный усмехнулся, покачал головой, замер на пару минут у самого торта и резко задул свечи, одним рывком. Запахло дымом и тёплым воском, дышать стало болезненно тяжело. Мы замерли вместе где-то над свечами, среди тонких колечек дыма, вздымающихся над тлеющими фитилями, всего в нескольких сантиметрах друг от друга, близко-близко. Взгляд глаза в глаза, ловя отблески гирлянд.
— Загадал желание? — почему-то шёпотом поинтересовалась я.
— Угу, — Тим кивнул, но взгляда не отвёл.
— Расскажешь?
— Исполню… — пробормотал он.
А потом вдруг подался вперёд, едва касаясь губами моих приоткрытых губ. На пару секунд, легко и почти невесомо, не требуя большего, не пытаясь настоять, как в прошлый раз. Просто касание, нежное и аккуратное, которое сразу же закончилось.
— Ита-ак, торт! — воскликнул подопечный, хватая со стола нож. — Мне плевать, что сладкое отбивает аппетит. Торт со сливочным сыром, вкусный, любимый и вообще… тебе какой кусочек?
— С цветочком? — неуверенно выдавила я, сглотнув.
— Отлично, сейчас будет, — покивал Тимка.
Словно, чёрт побери, ничего не случилось! А я до сих пор не могу ни дышать, ни говорить. Щёки пылают, сердце бьётся, даже голова болит, словно взрывается. От одного простого, невесомого поцелуя, к которому всё и шло. Потому что не могло быть иначе.
Но не могло быть и так. Я прекрасно это понимала, только не хотела ничего менять. Думать буду завтра, сегодня мы празднуем.
— 60-
И мы праздновали, наслаждались вечером. Ели, болтали, сидели на качелях… Было как-то так легко и сказочно, словно всё это не с нами, не здесь и совсем не сейчас. Невероятная атмосфера. Даже удивительно, что ни Алевтина, ни Алексей ни разу не заглянули в сад. Надеюсь, не заглянули.
А наутро на подопечного нахлынуло похмелье, несмотря на то, что он не пил ничего крепче газировки, шутливо называя её детским шампанским. Надо запомнить: детское шампанское тоже может окончательно снести голову и сделать тебя к утру мерзким злостным врединой. Во-первых, пацан отказался заниматься; во-вторых, не разбудил меня на утреннюю прогулку, а после завтрака даже огрызнулся за вопрос о ней; в-третьих… в-третьих, Тим стал дёрганым. Честно, каким-то бесконечно нервным, словно у него через пару часов экзамен, а лекции ни разу не были открыты. Он метался по дому, напоминая того дикого хищника, которым был первые недели моего пребывания здесь, игнорировал половину вопросов и старался остаться в одиночестве.