В рамках дозволенного
Шрифт:
— Ну тише, тише…
— Лада? Что случилось? — раздался сонный голос кузена с дивана.
— Спи дальше, — шикнул на него Джой. — Дай девушке успокоиться.
Давать мне успокоиться Ники не захотел. Вскочил, натянул джинсы, поошивался рядом, пока я пыталась перестать плакать, а потом, чертыхнувшись, с лёгкой подачи Дериглазова пошёл готовить завтрак. Слегка успокоиться у меня получилось только через час, когда желудок уже заполняла кое-как впихнутая в глотку яичница и горячий чай.
— Малолетка всё же не приехал? — понимающе поинтересовался Джой, когда мы
Я заметила сиротливо приютившиеся у кресла одеяло и куртку. М-да, кажется, Ники реально не согласился поделиться с несчастным МС кусочком дивана. А этот самый МС, вообще-то, оказался здесь, потому что помогал мне…
— Этот её Тимка? Куда должен был приезжать? — насупился Никита.
Но брату он ничего не рассказал, решив оставить личные дела личными.
— Домой, — ответила я, снова всхлипывая. — Поговорить.
Было так невероятно горько, но в этой маленькой квартирке, когда рядом брат и парень, который не раз уже нам помог, становилось чуть легче. Самую малость спокойней и теплее. Бесконечно откровенней.
Я просто начала с самого начала и рассказывала, рассказывала, рассказывала, пока не начало першить в горле. Но даже тогда Джой вручил мне чашку чая и кивнул, предлагая продолжить. И я продолжала, потому что должна была высказаться хоть кому-то, поведать до самого конца, снять груз с плеч и, возможно, успокоиться. Потому что я тоже не железная. Потому что «ты-ж-педагог» — это почти диагноз. Никаких эмоций, никаких криков, только нерушимое, ненавистное спокойствие.
Нафиг его!
С каждым словом становилось всё больней, особенно в конце, когда от безмятежных, тёплых, полных спокойствия и понимания дней пришлось перейти к последним истерикам. Хотелось плакать, но слёз уже не было. Зато со мной остались ноющие глаза, стучащий в ушах пульс и гудящая голова. Нет, я правильно сделала, что ушла. Нечего сожалеть. Только сердце сжимается, словно в агонии.
— Ты его любишь? — вздохнул Ники, когда я закончила. — Я же догадывался ещё тогда, когда привозил подарок для него. Надо было сразу схватить тебя в охапку и забрать от этого идиота. От неправильной любви нужно держаться подальше.
— Я… любовь — слишком громкое слово, — пробормотала я.
То же самое ответила и Стасу, извинившемуся Стасу, который явно знал, что наша с Тимом ссора произойдёт. Тогда я была почти уверена в своих словах, но сейчас голос дрожал. Ники заметил моё сомнение, стукнул кулаком по столу так яростно, что чашка с недопитым чаем подскочила, печально звякнув и едва не упав. Подхватить её успел Джой. Он осторожно поставил чашку в самый центр столика, внимательно посмотрел на Никиту, на меня…
— Не буду спорить, это только моё мнение. Но у любой любви должен быть шанс, — говоря это, Дериглазов уже не смотрел на нас, он сортировал печенье в вазочке. С розовым кремом направо, с белым — налево. — Какого хрена обрубать чувства просто так? Да, прервать, да, заставить подумать над своими поступками, но… — он замолчал, посмотрел на меня, вновь готовую разрыдаться. — Ладно, неважно.
Мы не замяли тему. Просто попытались расслабиться. День
Пока не раздался бешеный стук в дверь.
— Кого там принесло? — изумился Джой, первым соскакивая с дивана. Через пару секунд стук повторился, а Дериглазов вернулся в зал.
— Ну? — поторопил его Ники.
— Там бешеный Егоров, — Джой поджал губы.
Я сглотнула. Итак, Тимка пошёл за мной следом, вот он, шанс поговорить. Стоит за дверью, как-то пробравшись мимо домофона, колотится и кричит что-то. Ведёт себя, как полный идиот, но я успокоилась и вроде бы готова поговорить. Вспомнилась ночь и нахальное, истеричное поведение мальчишки.
— Трезвый? — поинтересовалась, вновь сглатывая, чтобы тошнота не сковывала горло.
Джой покачал головой и развёл руками, словно извиняясь, безмолвно говоря: «Увы, ничего не могу поделать». Да, увы.
— Выйдешь поговорить? — спросил Дериглазов.
Ник попытался что-то возразить, но я пригрозила ему кулаком, даже не оглядываясь. Нет-нет-нет, я должна решить эту проблему сейчас. Хотя бы частично.
— Думаешь, стоит? Сейчас? Чтобы получилось то же, что и ночью?
Я разрывалась. С одной стороны ужасно хотела решить всё уже сейчас, поговорить, решить проблему и забыть обо всём, как о страшном сне. Помириться. С другой… я понимала, что просто так помириться на получится: если сейчас я прощу этого чёртового алкоголика, он останется таким же. Как там сказал его отец? «Просто дайте время. Подумайте». Я думаю. Пусть подумает и он.
— Не стоит, — вторя моим мыслям, отозвался Джой. — Сейчас у него кондиция даже хуже, чем ночью.
— Тогда оставляю его вам, парни. А меня здесь нет, правда? — покачала головой я.
— Именно, здесь только мы вдвоём, — хмуро отозвался Никита. Сейчас ему было даже плевать, что в очередной раз решит Тим, когда поймёт, что Джой и мой брат были в квартире вместе. Брат меня любил.
А я любила брата. И Джоя, как чертовски хорошего друга, хоть мы и были знакомы всего ничего.
И Тима. Но ему я этого говорить не собиралась. Не сейчас.
Сейчас парни легко выставили его за дверь, отправив восвояси, а потом выставили опять и снова, и даже пригрозили вызвать полицию, если малолетний пьяница не перестанет мешать им. Лады здесь нет. Правильно, нет и не будет, потому что в жалкий час затишья, когда Тим решил ненадолго уйти (но потом вновь вернулся), Джой предложил немного пожить у него в берлоге.
— А что? — заговорщицки сообщил он, когда мы отправили Никиту в магазин за едой. — Пусть Ники останется здесь, ему тут нравится, а мне не страшно. Поживу большую часть времени у родителей, если совсем невмоготу будет, пару ночей потесню тебя. Комнаты-то всё равно разные. К тому же, приставать я точно не буду в отличие от некоторых малолеток. — Он нахмурился и оскалился, изображая Тима. — А с ним Ники разберётся, чтоб неповадно было. Если пацан одумается, сообщим, где ты.