В родных местах
Шрифт:
Вроде бы разные люди Бетехтин с Семенычем: один геркулес, со значком военной академии, молчаливый; другой не был в армии ни дня, низкоросл, говорлив, а вот взгляды одинаковые.
— Очень уж слаб, — сказал Бетехтин. — Врача с комбината надо послать. Как ее?..
— Елена Мироновна, а фамилию не упомнил.
— И всего только грипп.
— Деньжонок, видите ли, маловато, — усмехнулся Семеныч. — Поэтому работает без роздыха и у нас, и дома.
— М-м! Думается, что тут все посложнее, Семеныч, — Бетехтин вздохнул. —
Бюллетень закрыли, хотя Семен и чувствовал еще слабость. Сам напросился: «Уже ничего, температура тридцать шесть и шесть». Хотелось уйти из дома. Такое с ним было впервые. От многого это зависело. И от Елены: она, как и Семеныч, морщилась, сидя в комнате у Земерова. А в доме на этот раз было прибрано.
Никого не удивляли, не восхищали дорогие вещи; Семен смутно осознавал, что в доме у них все выставлено напоказ, все разноцветно и пестро, как платье у таборной цыганки.
«А она не подходит к нашей обстановке», — неожиданно с грустью подумал он, когда Елена впервые пришла к нему. Не эта ли скромность и изящество в костюме, да и во всем облике этой женщины, так влияли на него? А может быть, просто она первая из хороших людей, кого он узнал. В самом деле, с кем он до сих пор имел дело? Мать, ее подружки — базарные торговки. А все другие — и на улице, и на комбинате мелькали, как тени.
Семена одолевала вялость, хотелось сесть и не двигаться. Подошел Семеныч:
— Ну зачем на работу вышел? Разве можно…
Никогда прежде он не говорил с ним так тепло, просто, как-то по-домашнему.
— Поправляйся. А потом попросим, чтобы дали тебе на первое время работенку какую полегче.
Ушел куда-то. Вернулся с начальником цеха.
— Идите домой, Земеров, — приказал Бетехтин.
Голос громкий, начальнический, а рука мягко легла на плечо Семену.
Пелагея Сергеевна обрадовалась:
— Вот хорошо-то! Поешь и за курятник принимайся.
— Мне тяжело чего-то.
— А ты не поддавайся болезни-то, ворочайся помаленьку. По себе знаю, как поддашься — пропал. Она болезнь-то, тогда тебя цап-царап.
Пелагея Сергеевна взмахнула руками, будто хватая что-то, и захихикала.
Семен лег и бездумно глядел на толстую, с глубокой темной трещиной матицу; его мутило, в ушах был какой-то странный свист, тонкий, неумолчный. Ему подумалось: к кому он пойдет за помощью, если с ним приключится беда? К кому? Только не к Яшке, не к Алевтине. И не к матери.
Вспомнил… На той неделе приходил к Бетехтину сынишка. Лет пятнадцати. Держится с отцом как равный, спорит даже. Чувствуется, любят друг друга. Хороший парнишка. А вот у него, у Семена, до сих пор еще какая-то стеснительность,
Сколько всяких мыслей наплывает на человека во время болезни.
Профорг Квасков еще раз приходил к нему на квартиру. Сказал, как бы между прочим:
— Школу рабочей молодежи в январе откроют. Видел, на берегу возле комбината домище построен? Из стекла весь. Ребята с комбината записываются. Занятия после работы. Как ты смотришь на то, чтобы пойти в девятый класс?
Семеныч фальшиво кашлянул, глянул на Земерова искоса. Думал, зашумит тот. Но нет. Семен вспомнил, как говорила Елена: «Учиться вам надо…»
— А чего, э-э, пожалуй, надо попробовать…
«Ну, на сегодня хватит, — решил Семеныч. — Если с каждым приходом мы будем иметь хоть малый успех…»
В обеденный перерыв один из рабочих протянул Семену областную газету:
— Прочти-ка, голубок!
На второй странице был обведен красным карандашом заголовок фельетона «Хапуги». Неизвестный Семену автор вовсю ругал Караулова: Яшка на комбинатской машине возил кому попало дрова и мебель и клал денежки в свой карман. Ну, а дальше били и в хвост и в гриву Земерова:
«Имеет с матерью два дома полезной площадью 84 квадратных метра. Один из домов, расположенный по ул. Луговой, полностью занят квартирантами, которые ежемесячно выплачивают Земеровым 42 руб.»
Корреспондент не забыл упомянуть и о двух огородах, о свинье, козе, кроликах, написал, что Пелагея Сергеевна торгует на базаре овощами втридорога. В конце заметки была фраза, самая неприятная для Семена:
«Такие, как Караулов и Земеров…»
Из проходной Семен вышел с кладовщицей цеха. Она тоже читала фельетон. Это Семен понял, как только та начала рассказывать, что позавчера ночью с фабрики меховых изделий воры утащили ондатровые шапки и шкурки ондатровые.
— Тыщи на две, не мене. И ловко сробили, слышь. В цехах люди были, у проходной — охрана. Говорят, кто-нибудь из заводских, не иначе. Вот уж за такие делишки надо б повыдергивать ноги. Тут те не то, что квартирантов держать…
Их догнал Яшка Караулов.
— О чем беседа? Видал, как нас с тобой в газете разделали?
Яшка вовсе не казался огорченным и глядел на Земерова с издевочкой.
Кладовщица свернула в сторону.
— Бойкая бабенция. Ну, так чего скажешь насчет газетки?