В Россию с любовью
Шрифт:
— Жень, ты дура?
Вырвалось. Просто вырвалось — такое ощущение, что на автомате. Но вилками и ножами перестали орудовать все, уставившись на нас. Маман хотела одёрнуть меня про сквернословие в царской семье, но в последний момент удержалась и воззрилась, внимательно наблюдая за конфликтом.
— Что ты сказал, мелочь? — И опять сестрёнкины глазки начали наливаться огнём, а в обеих ладонях засветились «звёздочки» боевых фигур — непроизвольно она потянула энергию. Но я не боялся, бить не будет — не при маме с Ольгой. Да и без них не будет тоже — только кулаками. Нет, пока не била, но я откуда-то это знал.
— Я сказал, что если ты забываешь, что я не помню, кто мой друг, — спокойно, почти ровно сказал я, — а кто нет, и кто вообще кто, то ты либо дура, либо провокатор. Если первое —
— Что-то ты после амнезии совсем дерзким стал, братец, — прошипела Женечка. — Может дать тебе пару индивидуальных уроков уважения к старшим?
— Если будешь без одарённости — а давай! — нарывался я, но в душе чувствовал, так надо. Так правильнее. Один раз прогнусь — потом не слезут. Пусть лучше разок о3,14сдюлят, но зато потом будет жить проще.
— Не сейчас! — спокойно проговорила маман, и от её голоса все «звёздочки» мгновенно погасли, а и я, и Женя уставились глазами в столешницу. Она давила одним только голосом! Как мать его так это возможно — не представляю! Не представлял мой «я» в прошлом, конечно же. — Жень, Саша дерзок, но он прав. Если это провокация — то она неуместна, не очень умная с твоей стороны. А если ты и правда… Альтернативно одарённая…
Машка заржала. Не в голос, просто хрюкнула. Ольга улыбнулась. И даже папаня растянул губы в лёгкой усмешке.
— Я прошу прощения. — Это она как бы мне, но голову в пол-оборота повернула к маман. — Никак не привыкну, что прежнего брата нет. Ибо внешне эта наглая скотина такой же как он, точно. Только не он.
— Только не он… — тихо прошептала Ольга. И задумчиво нахмурилась.
Глава 3
Принцы тоже плачут
Глава 3. Принцы тоже плачут.
Если всеми государствами будут управлять женщины, войны в мире прекратятся.
Вместо этого будет много-много стран, которые друг с другом не разговаривают.
Сетевой афоризм.
— Да сколько можно говорить, я этого не помню! Просто не-пом-ню! Ясно? — психанул я и топнул ногой. Словил ощущение, что это как-то неправильно, и психую я излишне. Но тело считало это нормой. Конфликт «я» и «я» тела?
— И тем не менее, ваше высочество, вы придвинули стул царевне Марии, правильно повязали фартук и правильно берёте приборы. Ножи для рыбы, нож для фруктов… — Всё используете по назначению.
— Может быть. Но ваши дурацкие правила, кто что и за чем, просто не помню!
Взгляд учителя этикета на стоящую рядом, контролирующую процесс Ольгу. Оля сегодня взяла выходной, думаю, мама приказала. Иначе откуда свободное время у министра разбойного приказа? Что-то им не нравится в моём оживлении, что-то подозревают. И я бы и рад вести себя так, чтоб не спалиться, но проблема в том, что я сам не знаю, как надо. Во мне явно уживаются два Александра Карловича: один — «я», пришлый откуда-то взрослый мужик, считающей маму Иру — возрастом «самое то», и тело, в которое попал, ибо хоть обладатель его куда-то делся, скинув свой геморрой на меня, но здесь остался его мозг. А в мозгу остались нейроны. А между нейронами — нейронные связи, всякие аксоны и дендриды. И в них записана фигова туча информации, которая нет-нет, да и всплывает. А у «я» кстати такой роскоши нет, так что мне, возможно, и не грозит вспомнить, кем он был.
…Но с другой стороны я помню то, что не должен помнить принц,
— Давайте ещё раз ваше высочество. Начинаем…
Откуда мне знать, когда говорится первый тост? А когда второй и третий? Да, Машку усадил правильно, разлил вино себе и ей — правильно. Рыбу ел правильно. Но вот теория — та ещё стерлядь. Ага, мы ели обскую стерлядь, точнее на ней тренировались. Чем фигнёй страдать, я б лучше ещё такой рыбы пожрал — вкуснотища! Но надо было слушать этого зануду Романова. Ага, ещё один мужчина в кремле, из древнего боярского рода… Просто боярского рода. Могущественного и уважаемого. И всё. Но об этом позже. Вот только в отличие от образа брутальных властных Романовых в моей голове, видно, доставшегося от «я» с его уникальным видением, этот чел был тощий, манерный, и, чего уж говорить, напоминал поведением и ужимками представителя сексуальных меньшинств. И не удивлюсь, если им был. То, что тут женщин к мужчинам пять к одному, не исключает тягу к извращениям некоторых последних, особенно в среде аристократии. Наоборот, настолько запретный плод будет ещё сладостнее. Но меня от Романова тошнило, и, не в силах сказать ему что-то открыто, я просто истерил и срывался на нём, включая «маменькиного сынка». Иногда это полезно.
Ах да, первый тост говорится после третьей перемены блюд. И говорит его самый уважаемый на банкете гость. А я что, разве не так сказал? Я ж так и заявил: «Посидели немножко, потрындели, потом ещё чуть, а потом даём слово кому-то из гостей». «Что значит кому-то? Господин учитель, ну, они у нас как сидят? Первые — ближники, самые доверенные, самые-самые. А дальше по убывающей. Как у наших пра-пра-прадедов дружина пировала, ничего ж не изменилось. Вот в том же порядке и тосты кидают…»
— Ваше высочество, я разочарован в вас, — покачал головой Романов. — В целом то, что вы говорите, правильно, ваша внутренняя память подсказывает правильно. Не помня правила этикета, вы выдаёте их как усвоили на подсознательном уровне. И это хорошая новость, — повернулся он к Ольге. — Но царевичу не пристало оперировать такими понятиями… — снова ко мне. — На грани с бранными словами.
Я на это лишь пожал плечами — сказал — и сказал. Не нравится — не спрашивай. Я нарцисс, царевич, а ты — холуй и 3,14до… Хмм… Просто мой учитель и должен терпеть.
И тем не менее, это и правда хорошая новость. Память принца, условно назовём её подсознательной, никуда не делась, осталась в этой башке. И я могу ею пользоваться.
После этикета, где Машка больше стояла рядом и смотрела, правда, в отличие от Ольги использовалась мною и учителем как манекен-тренажёр, шла задумчивая. У нас был перерыв в пол-часа чтобы перезагрузиться и переодеться — ибо этикет мы отрабатывали в соответствующем антураже: я в парадном камзоле, она в бальном, пусть и уже ношеном однажды платье. Про платье мне чуть ли не с момента пробуждения ликбез прочитали: царевна не может надеть два раза одно и то же! Каждый бал, каждый приём платье должно быть новое. Куда они потом их девают — девчонки не сказали, пожали плечами, но шкаф у Машки хоть и занимал целую комнату по соседству со спальной, но всё же не мог вместить всё, что она надевала за сознательную жизнь.
— Пошли, поможешь переодеться…
Забрались в её комнату. Наши комнаты рядом, у неё своя почти такая же, как моя, только зеркальная планировка. А, ну и окна выходят не на башню, а на стены, за которыми видна гладь Москвы-реки, и одетая в гранит набережная святой Софии. Что можно сказать о комнате девчонки… Уютно, ничего не валяется, не разбросано (кстати в отличие от Жени, у которой шмотки на кровати и креслах, а косметика на столике просто грудой, как попало). По косметике — самая малость, рано ещё, не созрела. Спала она тут редко, как понял, они с царевичем ночевали то у неё, то у него по очереди. Сейчас стабильно у него, то есть меня, но не сказать, что я тут не частый гость. И нет, не надо пошло думать — вообще никакого сексуального подтекста, даже намёка. Они просто вместе спали с самого рождения. А ещё вместе купались и душ принимали — тоже бывало.