В Шторме

Blank Pax

Ощущая сильную слабость, мальчишка даже и не думал отказываться. Тяжело дыша и спотыкаясь, он прошел вперед и протянул к креслу руку, чтобы удержать равновесие. Затем сел, плотно сжал губы и уставился в пустоту негодующими глазами.

Но он сел.

Палпатин наблюдал за ним, испытывая злость и раздражение, но совсем по другой причине.

– Ты пытался вести беседу, джедай? Надеялся найти родственную душу? Может, даже союзника?

Мальчик не отвечал, даже не смотрел на него.

– Я бы искал его в

другом месте, джедай. У нее нет никакого сострадания - никакой слабости.

Это был выпад в сторону Люка. Но тот продолжал молчать, как и женщина, что покорно вышла, закрыв за собой тяжелую дверь.

В огромном сумеречном зале повисла тревожная тишина. Палпатин сузил глаза.

– Какой ты тихий сегодня. Одно единственное слово от другого существа дает тебе такую решимость? Может мне нужно вернуть ее и разорвать на части? И тогда ты поймешь, что если я хочу, чтобы ты был здесь один, то так и должно быть. Мне сделать это, джедай?

Палпатин ждал, по-прежнему кипя от злости.

Потребовалось несколько секунд для слабого, еще не пришедшего в себя человека перед ним, чтобы осознать серьезность данной угрозы. И еще чуть больше времени для понимания, что он должен что-то сказать, чтобы спасти свою тюремщицу – человека, так усердно несущего ответственность за его сохранность в пределах досягаемости Императора.

Люк ничего не ответил.

Возможно, он усвоил урок, что сострадание всегда будет его слабостью, которую Палпатин будет использовать против него.

Пока он сам не отринет это чувство, пока сам не решит избавиться от него.

Он уже продвинулся настолько, чтобы уничтожить этот дефект?

Но молчание Люка объяснялось другой причиной. Его притупленное восприятие внезапно поразило ясное понимание, что это не Мара была нарушенной собственностью Императора и ее отчитывали не за то, что она с кем-то разговаривала. Ее упрекали за то, что она разговаривала с Люком.

И именно Люк был собственностью ситха, на которую покушались.

Это противное осознание совершенно парализовало его, пока он не почувствовал, как усик Темной энергии прорезается через сковавшие его мысли.

Люк почувствовал, как Палпатин зовет через Силу Мару. И хоть он и знал, что она была немного чувствительна к Силе, он все же вяло этому удивился.

Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза в течение долгого времени.

Пристальный, без эмоций взгляд Люка и выжидающе возбужденный остротой момента взгляд Палпатина.

Оба не произнесли ни слова, и только звук открывающихся дверных запоров нарушил безмолвную тишину.

Когда двери с лязгом открылись, Мара уверенно вошла внутрь и склонилась в ожидании.

Палпатин не смотрел на нее, его глаза оставались на Скайуокере.

С ничего не выражающим лицом Люк отвел взгляд, переводя его на кроваво-красный закат.

Он смутно начал ощущать

характерное формирование Темной мощи вокруг, тянущееся сопротивление энергии, похожее на прохождение стали сквозь сталь, и затем необыкновенный приток Силы, когда Палпатин призвал ее к себе, заставив нервы Люка натянуться до предела.

Он видел, как руки Палпатина начали подниматься…

– Нет, - он сказал это тихим, низким голосом, но знал, что Император услышал его.

Мгновение он думал, что Палпатин все равно сделает то, что задумал - не захочет отказаться от того, чему так отдался.

Но в следующий момент ситх расслабился – мало-помалу рассеивая энергию в тумане сознательной ментальной неразберихи. Он легко улыбнулся женщине, показывая разрушенные зубы.

– Спасибо, Мара. Ты можешь идти.

Та нахмурилась, явно понимая, что только что произошло нечто важное, во что она не была посвящена. Но она была хорошо обучена и, не сказав ни слова, лишь низко опять поклонилась, попятилась назад и вышла. Двери сомкнулись за ней.

– Было бы жалко потерять ее, она отменный ассасин. Я обучал ее с детства.

Люк медленно моргал, абсолютно точно зная, что тот убил бы ее; хладнокровно убил бы женщину, которую воспитывал с детства.

Как он мог сражаться с ним, с тем, кто так легко и небрежно обращался с жизнями?

Что могло устоять против подобного? Ситх точно знал, как манипулировать им.

Неужели тот был прав? И сострадание является слабостью?

Палпатин вновь поудобнее устроился в кресле; алый закат за окнами омывал его бледную кожу кроваво-красным заревом.

– О чем ты думаешь, джедай?

– Разве вы не знаете?
– Люк слышал горечь в собственном голосе.

Палпатин спокойно встретил его прямой взгляд:

– Сострадание - твоя самая большая слабость, как я только что продемонстрировал тебе. В твоем положении я охотнее позволил бы ей умереть, чем просил бы за нее, за моего врага.

Разве мальчишка не понимал, насколько он уязвим? Понимал - и всё же продолжал удерживать эту слабость, зная, что Палпатин будет использовать ее против него.

Это было сильной стороной Палпатина - видеть слабость в каждой душе - и он восхищался ею. Даже малейшая трещина могла быть взломана и использована. Сострадание могло быть так легко превращено в парализующее бессилие.

И он вылечит своего джедая от этого самого большого человеческого недостатка, несоответствующего их природе.

Люк ощетинился на небрежное вторжение Императора в его мысли, но не так сильно, как раньше. Оно больше не оскорбляло его, он предполагал и ожидал, что ситх сделает это. Его мысли больше не были его собственностью, усилие по их ограждению сейчас было слишком тяжело для него. Ему удавалось благополучно удерживать лишь самую сокровенную и малую их часть.