В Швеции
Шрифт:
Тут запел петух.
— Милосердный Господи! Дай ей обрести в могиле покой, которого я не сумел ей доставить!
— Я его уже обрела, — сказала умершая. — Меня привели к тебе твои жестокие слова, твои мрачные представления о Боге и о его созданиях! Познай же людей, ибо даже в закоренелых грешниках сохраняется образ Божий, что восторжествует и погасит адский огонь.
И на губах пастора был запечатлен поцелуй, и все вокруг озарилось светом; ясное солнце Божие светило в комнату, где жена его, живая, ласковая и любящая, пробудила его ото сна, что ниспослал Господь.
Глава XIV. Упсала
Обыкновенно говорят: воспоминание — это юная девушка со светло-голубыми глазами, так говорят многие поэты, но мы не всегда с ними согласны; к нам воспоминание приходит в самых разных обличьях, в зависимости от той страны или того города, откуда оно родом. Италия посылает его в облике очаровательной Миньоны [125] , с черными очами и печальной улыбкой, которая поет нежные, трогательные песни Беллини [126] ; из Шотландии эльф воспоминаний жалует в образе крепкого молодца с голыми коленями, через плечо перекинут плед, к шапке приколот чертополох, и тогда воздух оглашается песнями Бернса, подобными пенью полевого жаворонка, а дикий шотландский чертополох цветет и благоухает, как свежая роза. А вот — эльф воспоминаний из Швеции, из Упсалы. Он является оттуда в образе студента, во всяком случае, на нем упсальская студенческая шапочка, белая с черным околышем, она указывает нам на
125
Миньона — персонаж романа И. В. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795–1796). В песнях Миньоны возникает образ Италии.
126
Беллини Винченцо (1801–1835) — итальянский композитор.
127
Фригийский колпак — головной убор древних фригийцев, его фасон переняли участники Великой французской революции.
128
Ганимед — в греческой мифологии троянский юноша, из-за своей необычайной красоты похищенный Зевсом.
129
…на волшебном плаще доктора Фауста… — В трагедии Гёте «Фауст» (1808–1832) Мефистофель переносит доктора Фауста по воздуху на своем плаще (I, V, 2065–2066).
130
Фирис — река, протекающая через Упсалу и впадающая в озеро Меларен.
Мы причаливаем у сводчатого моста и высаживаемся на берег. Куда же ты нас прежде всего поведешь, наш провожатый в черно-белой студенческой шапочке? Пойдем ли мы наверх в замок или же в сад Линнея [131] ? Пойдем ли на кладбище, где могилы Тёрнероса и Гейера заросли крапивою? Нет, окунемся в юную, свежую жизнь, упсальскую жизнь, студенческую. Ты рассказываешь нам о ней, мы слышим биенье сердец, и наше сердце ответно забилось и потянулось к ним.
В первый год войны против инсургентов [132] , которую вела Дания, не один бравый упсальский студент покинул свой тихий, уютный дом и стал в ряды датских братьев; упсальские студенты отменили самый свой развеселый праздник, Майский день, и деньги, которые они употребили бы, по обыкновению, на его празднование, отослали в Данию, присовокупив к этой сумме выручку от концертов в Стокгольме и Вестеросе; этого в датском краю забывать нельзя. Упсальский студент, нам любо твое доброе сердце, нам любы твои веселые шутки, мы приведем лишь один пример. В Упсале тоже вошло в моду быть гегельянцем, иначе говоря, постоянно вплетать слова, изобретенные Гегелем, в свою речь; дабы изгнать это из обихода, несколько умных голов занялись тем, что принялись вдалбливать наиболее мудреные слова комичному трактирщику-выпивохе, у которого частенько устраивались пирушки; это удалось, и трактирщик, будучи навеселе, изъяснялся по-гегельянски, и комичная привычка разглагольствовать, вырядившись в философские лоскутья, была осмеяна, понята — и оставлена. Навстречу нам несется чудесная песня, мы слышим шведский, норвежский и датский текст. Звонкие мелодии возвещают нам, где сошлись упсальские студенты; песня раздается из залы собраний, из гостиничной залы, подобно серенаде в тихий вечер, ее поют, когда уезжает один из юных друзей, или же чествуя дорогого гостя.
131
Сад Линнея — Карл Линней жил и похоронен в Упсале.
132
Инсургенты — участники восстания. В данном случае речь идет о немецких национал-сепаратистах в Шлезвиге и Гольштейне.
Дивные мелодии, вы нас не отпускаете, и мы забываем, что заходит солнце и восходит луна.
Господи Боже, как светит луна! Взгляни, что за блеск разлит над землею! [133]— поется в песне, и мы видим:
В замке высоко окна сверкают, Каждое — что драгоценный камень {16} .Туда-то и лежит наш путь, эльф воспоминаний, веди же нас в замок, жилище губернатора! Нас встречают ласковые взгляды, мы застаем милейших людей
133
«Господи Боже, как светит луна!..» — Строки из сборника дуэтов «Студенческие песни» (1849–1851) шведского поэта и композитора Г. Веннерберга (1817–1901).
134
…чье дарование открыло нам глаза на жизнь растений… — Здесь имеется в виду шведский ботаник Э. Фрис (1794–1878), автор известного научного труда «Система грибов» (1821–1832).
135
…певца «Цветов»… — Речь идет о шведском романтике П. Д. А. Аттербуме, авторе стихотворного цикла «Цветы» (1812) и пьесы-сказки «Остров блаженства» (1824–1827).
136
…чьи народные песни разносятся мелодиями по всему свету… — Имеется в виду шведский поэт К. В. Бёттигер (1807–1878), который был женат на дочери Э. Тегнера (См. примеч. к с. 51) Дисе (1813–1866).
Тише, слушайте живую песню! Гуннар Веннерберг, поэт и композитор, сочинитель «Студенческих песен», исполняет их вместе с Берониусом [137] , придавая им жизненность и достоверность драмы.
Здесь одухотворенно и уютно, ты приходишь в хорошее настроение, ты радуешься тому, что живешь в это, а не другое время, в счастливом отдалении от жутких событий прошлого, кои творились в этих стенах и о коих те могут поведать.
О них мы услышим лишь после того, как там смолкнет музыка, скроются дружеские лики и погаснут праздничные огни; и тогда они обрушатся со страниц истории, заставляя содрогаться от ужаса. Это было в то время, которое большинство до сих пор еще именует поэтическим, романтическим средневековьем; скальды воспели его блестящий расцвет, прикрыв лучами оного кровавые бездны, а также жестокость и суеверие той поры. В Упсальском замке нами овладевает страх; мы стоим в сводчатой зале, у стены пылает восковой светоч, король Эрик Четырнадцатый [138] сидит в мрачном унынье подобно Саулу, с диким взором Каина, на уме у него Нильс Стуре, воспоминанье о том, как он несправедливо с ним поступил, преследует его, бьет бичами и скорпионами [139] , так, что со страницы истории капает кровь.
137
Берониус Отто (1820–1895) — шведский певец, бас.
138
Эрик Четырнадцатый (1533–1577) — шведский король.
139
…бьет бичами и скорпионами… — Измененная цитата из Ветхого Завета (2-я книга Паралипоменон, 10:11).
Король Эрик Четырнадцатый, угрюмая подозрительность которого нередко граничила с помешательством, думал, что дворянство посягает на его жизнь; любимец его Иоран Перссон не без выгоды для себя укреплял его в этой мысли; более всего ему ненавистен был любимый в народе род Стуре, и в особенности — белокурый Нильс Стуре, ибо Эрик вычитал в звездах, что у него якобы отнимет трон человек с белокурыми волосами. И когда шведский военачальник после проигранной битвы у Сварты [140] свалил вину на Нильса Стуре, Эрик тотчас ему поверил; но он не осмеливался еще действовать, как ему хотелось, более того, он одарил Нильса Стуре по-королевски; когда же вскоре после этого Нильса снова обвинил один-единственный человек, на сей раз в том, что он воспрепятствовал продвижению шведского войска у Бухуса, Эрик призвал его к себе в королевскую усадьбу Свартшё, и по-дружески пригласил к королевской трапезе, и даже отпустил ничего не подозревающего Нильса в Стокгольм. Но по прибытии его туда на улицах раздались крики глашатаев: «Нильс Стуре — государственный изменник!», тут его схватили Йоран Перссон и немецкие наемники, посадили силком на самую жалкую из палаческих кляч, разбили ему в кровь лицо, надели на голову вымазанную дегтем соломенную корону, прилепили к седлу листок с глумливой надписью и, набрав нищих мальчишек и старых баб, велели им идти по двое впереди; а к хвосту клячи привязали две сосны, которые подметали комлями улицу — за государственным изменником. «Я этого от короля не заслужил!» — крикнул Нильс Стуре и призвал шедших рядом вояк, которые служили под его началом, выступить честными свидетелями, и те громко закричали, что он страдает безвинно и что он выказал себя истинным шведом. Однако процессия безостановочно двигалась по улицам, а ночью Нильс Стуре был брошен в темницу.
140
…битвы у Сварты… — Имеется в виду одно из сражений Северной семилетней войны Швеции с Данией, состоявшееся 20 октября 1565 г.
Король Эрик сидит на троне, он велит зажечь свечи и факелы, это не помогает, мрак теснит его сердце, а скорпионы мыслей жалят душу. «Опять я освободил Нильса Стуре, — бормочет он, — я велел вывесить указы на всех углах и объявить через глашатаев, чтоб никто не смел говорить о Нильсе Стуре ничего, кроме доброго. Я отправил его с почетным поручением к иноземному двору — посвататься от моего имени!.. я его возвысил… только ни он, ни его могущественная родня никогда не забудут, какому я его подверг поношению. Все они готовы предать меня, убить меня!» И король Эрик приказывает взять под стражу весь род Стуре и доставить сюда.
Король Эрик сидит на троне, светит солнце, но свет его не проникает в королевское сердце. Входит Нильс Стуре, он привез согласие королевской невесты, и король жмет ему руку, изъявляет свое благоволение… а на другой вечер Нильс Сгуре тоже становится пленником в Упсальском замке.
Король Эрик погрузился в свою угрюмость, он не знает отдыха, не знает покоя, страх и подозрительность гонят его в Упсальский замок. Он опять хочет все уладить, женившись на сестре Нильса Стуре; на коленях просит он согласия у ее пленного отца и получает его, но тут же в нем снова поселяется дух недоверия, и он кричит в помешательстве: «Вы мне никогда не простите, что я навлек на Нильса позор!»
В этот миг вошел Йоран Перссон; он доложил, что брат короля Эрика Юхан ускользнул из своей темницы и что вспыхнул мятеж. Тогда Эрик вбежал к Нильсу Стуре с острым кинжалом. «Вот ты где, государственный изменник!» — воскликнул он и вонзил кинжал ему в руку. Стуре вытащил кинжал, отер с него кровь и, поцеловав рукоятку, подал его королю со словами: «Пощадите меня, государь, я не заслужил вашей немилости!» Тут Эрик захохотал: «Хо! Вы только послушайте, как этот мошенник за себя просит!» И королевский ландскнехт проткнул своим копьем Нильсу глаз, а затем нанес ему смертельный удар. Упсальскому замку не смыть кровь Нильса Стуре, как не смыть во веки вечные королю Эрику. Ни одна обедня в церкви от этого не избавит!.. Мы идем в церковь.
Из бокового прохода здесь ведет лесенка в сводчатую каморку, где хранятся королевские короны и скипетры, снятые с гробов умерших; в углу висит окровавленная одежда Нильса Стуре и его рыцарская шляпа; к ней прикреплена маленькая шелковая перчатка, эта изящная перчатка принадлежала его нареченной, он всегда носил ее на шляпе, как и подобало рыцарю. Темное, громко воспетое время, отыди, как грозовая туча, и пребудь поэтически прекрасным для каждого, кто не видит тебя вблизи таким, какое ты есть.