В степях донских
Шрифт:
В это же мгновение разъяренные бандиты бросились с шашками на беззащитные жертвы. Матерясь, рыча, рубили зло, в исступлении.
Жителям, под угрозой расстрела, было запрещено хоронить убитых. Четыре дня они лежали в овраге, пока помещик не приказал закопать трупы. Между прочим, при похоронах отца в его руке обнаружили острый камень, которым он нанес смертельный удар белогвардейцу.
После 75 шомполов мать, полуживая, тоже валялась на площади, и только на вторые сутки соседи украдкой подобрали ее и приютили у себя. Так и пролежала она шесть месяцев на чердаке, у чужих людей, пока
На Царицын
С прибытием в Морозовскую армии Ворошилова и вышедших из окружения наших отрядов эта станция оказалась до предела забитой войсками. Десятки эшелонов запрудили пути, тысячи повозок, тачанок, десятки орудий сгрудились на улицах станицы, заполнили дворы, подъезды, пустыри. Огромный людской поток в 30–40 тысяч человек не замирал ни днем ни ночью, ожидая движения вперед. Прямо на улицах, в укромных уголках, закутках, во дворах, на левадах разместились под бричками или просто на земле целые семьи с домашним скарбом, коровами и другой живностью. В станичной пыли ползали чумазые дети. Страшный ураган войны поднял вихревым порывом этих людей и погнал неведомо куда — через огонь сражений, смерть, невероятные муки.
По ночам всюду горели костры — готовилась пиша. К глубокой ночи шум немного стихал, а с рассветом снова начиналась та же хлопотливая, шумная, полная забот и тревог жизнь прифронтовой станицы.
В Морозовской наши части не получили ни дня, ни часу передышки. С ходу разворачивались и шли занимать оборону на окраинах, ибо белоказаки с остервенением лезли в атаки.
По приказу Ворошилова Морозовский полк занял позиции к северу от железной дороги, за хутором Любимовом. К западу от станции располагался Каменский отряд под командованием Романовского, южнее — Луганский отряд во главе с Локотошем.
Не успели бойцы отрыть себе окопы, как белые перешли в наступление. С высокой крыши элеватора за атакой противника наблюдали Ворошилов и другие командиры. Отсюда, с крыши, просматривался почти весь фронт. Белоказаки особенно активничали на участке Морозовского полка. Здесь они шли густыми цепями, при поддержке крупных сил конницы. Вот она неожиданно выскочила из оврага и бросилась к черной полосе окопов.
— Прозевал командир, — сокрушенно сказал Ворошилов, — проглядел скопление конницы. С такого расстояния трудно удержать лаву.
И действительно, в мгновение масса всадников захлестнула окопы, начала рубить заметавшихся бойцов. В образовавшийся прорыв хлынули новые сотни конницы. Красногвардейцы бросились к окраине. Вокруг зацокали, запели пули.
Опустив бинокль, Климент Ефремович напряженно следил за полем, где кипел бой. Вот передние уже достигли разбросанных на окраине землянок. Ворошилов резко обернулся к Щаденко:
— Надо помочь морозовцам... Пошли им броневик «Жемчуг».
Стоявший с тыльной стороны элеватора броневик вышел из-за укрытия и двинулся навстречу неприятелю. Заметив его, наступающие бросились в сторону, к железнодорожному мосту. Машина повернула туда, ведя огонь на ходу, отрезая бегущим путь к полотну. Водитель настолько увлекся преследованием, что не заметил, как дорога резко повернула влево, и вскочил
— Ну-ка, Ваня, давай попробуем завести мотор, — предложил шоферу находившийся в машине командир эскадрона Волчанский. — Я быстро открою дверцу, ты вываливайся сразу и падай, а там ползком. Если они побегут к нам, бросай все и — к дверце.
— Напрасно все это, — вмешался пулеметчик, — надо пробиваться гранатами.
В это время часто зацокали о броню пули, потом так же неожиданно смолкли и раздались глухие удары железом — били лопатами, прикладами, вилами.
— Вылазь, черти! Все равно зажарим!
Быстро открыв дверцу, Волчанский метнул под ноги казакам пару гранат. Раздались крики, вопль. На броню со всех сторон обрушился град пуль. Они то сыпались горохом, визжа при рикошетах, то глухо клевали неподатливую сталь.
И все же Ваня еще раз рискнул вывалиться из машины и попытаться завести мотор. На этот раз он выскочил удачно. Но лежа завести машину оказалось не под силу, а тут враг рядом — кричит, беснуется. Тогда он рывком вскочил и со всей силы завращал рукоять: мотор оставался мертвым. В этот момент в тело Вани впились сразу до десяти пуль, и, изрешеченный ими, он пластом рухнул на землю.
А из Морозовской уже мчалась помощь. Это Климент Ефремович, заметив происшедшее, послал на выручку кавалеристов.
Белогвардейские газеты, описывая этот бой, хвастливо заявляли, что они разбили наголову войска Ворошилова. В доказательство сообщали о захвате бронеавтомобиля «Жемчуг». Немецкие самолеты сбрасывали листовки на советские войска, станицы и хутора, пытаясь обмануть наши семьи, оставшиеся в тылу. Хвастовство противника не знало границ. Белогвардейские газеты писали даже и о том, что в бою взяты в плен Ворошилов и Щаденко, и обещали их провезти по всем станицам.
А тем временем, отражая непрерывные атаки белоказаков, наше командование занималось переформированием многочисленных отрядов в регулярные части Красной Армии. Штаб Морозовско-Донецких войск, непосредственно подчиненный командованию 5-й армии, создавал из разрозненных отрядов и отрядиков полнокровные роты, батальоны, полки. К середине мая 1918 года в его распоряжении имелись следующие части:
Морозовский полк (командир Михаил Вышкворцев) в составе Морозовского, Маньково-Березовского, Чкаловского и Чернышково-Обливского батальонов и двух пулеметных команд;
1-й Донецкий полк (командир Алексей Шапошников) в составе трех батальонов;
2-й Донецкий полк (командир Иван Глущенко) в составе трех батальонов, сформированных из крестьян и беднейшего казачества станицы Карпо-Обрывской, слобод Скосырской, Процико-Березовской, Большинской. Ильинской, Голово-Калитвенской и хутора Лукичева;
Отдельный Морозовский железнодорожный батальон (командир Иван Фролов), в котором служили рабочие железнодорожного депо станции Морозовской.
В это время в частях насчитывалось до 12–14 тысяч штыков, 1000 сабель, два дивизиона тяжелых гаубиц и четыре батареи трехдюймовых пушек.