В степях Зауралья. Трилогия
Шрифт:
— Отец, я слышал, что вы продаете хлеб голодающим по два рубля за пуд? — спросил он через плечо.
— Да. А что, разве дешево? Что ж, можно еще накинуть копеек тридцать. Как твое мнение?
Андрей круто повернулся к отцу.
— Вы наживаете богатство на страданиях людей.
— Дальше?
— Это преступно!
— Прошу акафисты мне не читать! Это мое дело! — стукнул кулаком по столу Никита. — Если тебе не глянется, живи своим умом. Понял? Но на мое наследство не рассчитывай!
Андрей усмехнулся:
— Мало вы меня знаете, отец! Я никогда,
Худое лицо старшего Фирсова задергалось. На миг промелькнули перед ним давно забытые события в Варламовском бору.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы, — ссориться не будем, — и, опустившись на стул, заговорил, точно больной: — Блажь у тебя в голове, вот что… Помолчав, добавил: — Погорячились мы. Мать велела приезжать. Закис ты здесь. Да и Агния соскучилась, приедешь?
— Подумаю… — Андрей вновь отвернулся к окну.
— Деньги-то переводить тебе в Петербург или по-прежнему будешь отказываться? — спросил отец хмуро.
— Не нужно. Повторяю еще раз: денег я не возьму! — произнес Андрей раздельно.
— Что ж, губа толще — брюхо тоньше. Они мне и здесь нужны!
После отъезда отца Андрей оседлал коня и выехал с мельницы.
Почерневшая, точно от пожара, равнина была безжизненна. Только изредка зелеными оазисами виднелись заросли тальника, и порой среди кочковатых болот попадались редкие поляны пожелтевшей осоки. В раскаленном от жары воздухе стояла тишина. Впереди всадника, повиснув в воздухе, неслышно трепетал крыльями зоркий чеглок [6] .
6
Чеглок — род подсокольника.
Проехав безлюдную улицу станицы, Андрей остановил коня у ворот небольшого уютного домика. На дворе его встретил высокий, худощавый казак — отец Христины.
— Проходи, проходи в комнату, — сказал он добродушно.
— Христина Степановна дома? — спросил Андрей.
— Дома, где ей быть. Да вот она и сама.
На крыльце, приветливо улыбаясь, стояла Христина. Ее энергичное, с тонкими чертами лицо сияло от радости. Откинув на спину тяжелую косу, Христина быстро сбежала со ступенек и крепко пожала руку Андрея.
— Хорошо, что приехал. Кстати, у меня есть интересный журнал. Только что получила, но давать тебе боюсь, — улыбнулась она.
— Почему?
— Там есть одна статья, невыгодная для нас, женщин, — с легкой иронией отозвалась Христина.
— Не понимаю, — пожал плечами Андрей.
В комнате, усадив гостя на стул, девушка подошла к этажерке и, спрятав журнал за спину, спросила:
— Ты анатомией не занимался?
— Нет, это не моя специальность.
— Ну так вот, слушай! — Христина раскрыла журнал.
— Недавно в Англии госпожа Фенвик Миллер прочитала целый ряд лекций о правах женщин в народном голосовании. Она доказывала: хотя в анатомических учебниках
Андрей улыбнулся.
— Ты смеешься? Доволен, что мой мозг меньше твоего на четыре унции? — Христина стала тормошить Андрея. — Значит, я менее способна думать и размышлять, чем ты?
Андрей с хохотом отбивался от наступавшей на него девушки.
Закат, постепенно суживаясь, уступал место-сумраку августовской ночи. Молодые люди вышли за околицу станицы и, прижавшись друг к другу, долго шли молча. Обоим было хорошо и радостно от мысли, что они вместе.
— Я долго думал о том, что ты написала, Христина, — мягко заговорил Андрей, — и сделал вывод, что чем скорее я порву с той средой, где вырос, тем будет лучше, — выдержав паузу, добавил: — и честнее.
— Но ты еще учишься? — произнесла в раздумье Христина.
— Что ж, проживу уроками.
— Андрюша, ты только не сердись… — Христина ласково посмотрела на Андрея. — Ты можешь рассчитывать на нашу с папой помощь.
— Ты хочешь сказать — на твою? На семнадцать рублей жалованья сельской учительницы? Нет. При всем уважении и… даже больше, чем уважении… я не согласен.
Христина припала к его плечу.
Откуда-то издалека послышалась песня. Женский голос тоскливо выводил:
При широкой долинке Горит печальная луна, Не слышно голоса родного, Не слышно песен ямщика…Поднимаясь в высь темного неба, песня зазвучала жалобой:
Куда мой миленький девался, Куда голубчик запропал? Он в вольну сторону уехал, Весточки мне не послал…Андрей привлек Христину к себе.
— Радость моя!.. — произнес он с чувством.
ГЛАВА 9
В Троицке открылась летняя ярмарка. Фирсов решил направить туда Сергея с Никодимом.
«Испытаю, что из него будет, — думал он про расстригу. — Ежели окажется неглупым человеком, поставлю на большое дело».
Молодой Фирсов с Елеонским приехали в самый разгар торжища. Гостиница, серое двухэтажное здание, на облупленном фасаде которого висела покосившаяся вывеска, стояла на углу базарной площади.
— Разумеешь сие, юноша? — тыча пальцем на вывеску, спросил с улыбкой расстрига. — И все прочее… Чувствуешь?
Сергей был не в духе.
— А ну тебя к черту… В этих европейских номерах кошками пахнет, — входя в полутемный коридор, поморщился он и крикнул в пустоту: — Эй! Кто там?
Из-за небольшой конторки, точно паучок, выкатился маленький пухлый человечек, одетый в потрепанный с короткими фалдочками сюртук и широчайшие брюки.