В стране ваи-ваи
Шрифт:
В полутора километрах от реки мелколесье снова перемежалось степью. Это была первая из целой цепочки небольших саванн Парабара, названных так по имени рыбы, обитающей в местных реках.
Цветы, всюду цветы: золотисто-желтые среди коричневой листвы красноствольных деревьев бирсоним (Byrsonima), розовые и белые в темной зелени клузии дубравной, пурпурные орхидеи на земле и на деревьях… А рядом — желтые шапки Vochysia и зеленые пальмы ите с кистями темных плодов.
Во время дождей степные овраги заполняются
Удивительный, великолепный край!.. Я много раз ловил себя на мысли: хорошо бы вернуться и пожить здесь год-другой!
В небе угасал живописный закат, а в траве уже замелькали светлячки, когда мы, пройдя около сорока километров, достигли длинного ровного участка степи. Много лет назад здесь устроили запасную посадочную площадку, но она так и не пригодилась. После войны ее еще некоторое время расчищали, чтобы использовать для воздушной транспортировки грузов из южных лесов, потом окончательно забросили. На каменистом бугорке стоял не очень удобный, но крепкий сарай; мы разбили лагерь возле него.
Пустив волов пастись, индейцы пошли купаться в речушке, струившейся между пальмами. Груда пустых черепаховых панцирей свидетельствовала о былых пиршествах; я подвесил над ней свой гамак и тоже полез в воду.
Яркие звезды высыпали на ночном небе — точно над нами во все стороны, до самого горизонта, растянули парчу. Стоя во мраке, я наслаждался степным привольем и прохладным ветерком, напоенным ароматом пройденных нами лесов. Приятно было, вспоминая долгие дни под сенью густых крон, предвкушать встречу с широкими просторами, которые откроются завтра…
Поднявшись в четыре часа утра, мы обнаружили, что небо заволокли тяжелые тучи. Мелкий дождь, холодный ветер, низкий кустарник, пружинистые кочки — все напоминало мне вересковые пустоши Шотландии!
Мы отправились дальше, дважды пересекли лесные массивы, шагая по щиколотку в красных хрустящих листьях, среди высоких стройных деревьев с шершавой корой — многие из них сбрасывали листву в засушливые периоды. Эти массивы представляли новый для нас тип — вероятно, полувечнозеленые сезонные леса.
По каменистым песчаным руслам бежали речушки и реки, в прозрачной воде которых отчетливо виднелось густое переплетение корней. Самая большая из них, Кати-вау («Песчаная река»), была последним рукавом Амазонского бассейна. По словам Безила, ее воды (через Такуту, Риу-Бранку и Риу-Негру) вливались в Амазонку возле Манаоса, на восемьсот километров выше того места, где Тромбетас приносит в Амазонку воды Мапуэры. В этих местах истоки рек Гвианы и Амазонки настолько близки друг от друга, что уже через каких-нибудь полтора-два километра мы вышли к притоку Рупунуни, которая через Эссекибо вливается в Атлантический океан в полутора тысячах километрах от устья Амазонки!
В дождливые сезоны большая часть водораздела затоплена, а в годы с особенно обильными осадками обитатели одного бассейна могут перебраться в другой. Этим объясняется присутствие в некоторых гвианских
Через пять часов после старта мы оказались на удобной травянистой тропе, обрамленной деревьями. Сделав несколько поворотов, она стала быстро расширяться, и наконец перед нами открылось начало Южно-Рупунунийской саванны, часть обширных саванн юго-запада Британской Гвианы, которые, то и дело меняя название, тянутся на территорию Бразилии, до реки Урарикуры и песчаников Пакараимы.
Вдали показалась россыпь индейских домиков — деревня Карар-тун, «предместье» Карарданавы. Здесь находились «фермы» ваписианов; индейцы переселились сюда, чтобы следить за посевами и расчистить новые поля вдоль опушки медленно отступающего леса.
Наше появление вызвало большой переполох. Во всех дверях стояли местные жители, удивленно глядя на путников из таинственного края на юге, откуда так редко приходили люди. Кто-то узнал среди носильщиков знакомых и побежал передать эту новость остальным.
Сирил, шагавший первым, подогнал своего вола к одному из домов, вошел внутрь, потом вернулся с миской в руках. Он протянул ее нам, предлагая отведать красного ямсового сока. Дом принадлежал семье Сирила; он познакомил нас со своей матерью и двумя младшими сестрами, которые готовили фаринью.
Дом с плетеными стенами и соломенной крышей состоял из одной квадратной комнаты. В углу было отгорожено место для кухни, там стояли на полу большие тыквы с водой. Здешние индейцы вели совсем не такой образ жизни, как их южные соседи. Каждая семья жила в отдельном доме и возделывала принадлежащие ей поля.
В домике Сирила висело пять гамаков; всего в поселке насчитывалось домов двадцать; иначе говоря, здесь обитало примерно столько же людей, сколько на огромной территории на юге, площадью в тысячи квадратных километров.
Несколько дальше мы заметили отпечатки автомобильных шин. На склонах холмов были по два, по три разбросаны еще несколько индейских домов и от каждого змеилась тропинка; мы шли по переплетению бесчисленных дорожек, которые все вели в одном направлении — к «столице», Карарданаве, лежащей в полутора километрах за Люмид-Пау.
— Как, поспеем? — спросил я Безила; самолет должен был вылететь завтра утром.
— Конечно, к ночи должны дойти!
Кончились дома, и опять потянулись пустынные саванны. Ни тени, ни прохлады! Кучевые облака плыли в небе, палящее солнце жгло наши непривычные плечи. Кругом лишь камни и желтая трава; иногда — холмы с черными зубцами скал на гребнях и редкой порослью: кажу, бирсонима и наждачное дерево [108] со сморщенными золотисто-зелеными листьями.
108
Curatella americana.